— Вас направляют на особое задание, — выкрикнула Маев. — Оно исходит от самого Протектора через лейтера Йонса.
Несмотря на всю дисциплину, по рядам пробежали вздохи удивления.
— Тишина в строю! — заорал сержант, и стало тихо.
— Ваша задача очень важна. Это проверка надежности самого Дворца юстиции во время суда над камбрийскими уголовниками. У вас не будет возможности полностью прорепетировать это задание перед его началом. Разве что на картах и в компьютерных симуляторах. Так что вы не должны упускать возможности задавать вопросы и делать замечания по ходу разбора задания. Под страхом строжайшего наказания вы не должны никому рассказывать о предстоящем задании. Обсуждать его между собой разрешается только в присутствии старших офицеров, — закончила Маев.
Пять дней.
— Взрывчатка. Ах как я люблю взрывчатку, — мурлыкал Ньянгу, прилаживая детонатор к мягкому куску взрывчатки. Потом он распластал его и засунул в конверт с прокладкой, на котором было написано: «Образцы лекарств. Обращаться осторожно».
— А теперь осталось приладить датчик касания на случай, если добрый доктор станет читать почту раньше времени. Готово. Можно начинать бал!
— Этого хватит, чтобы превратить в пыль целую комнату, — заметила Маев.
— Конверт может и не быть у него на коленях, когда я нажму переключатель. А я не хочу ошибиться и оставить его живым, — объяснил Ньянгу.
— Ты уверен, что он будет стоять на месте достаточно долго, чтобы подсунуть конверт ему в дипломат?
— Уверен. Я это сделаю утром, когда он будет проходить через стандартный досмотр. Я буду сиять и приплясывать и расскажу ему о новых планах Протектора, которые позволят ему искупаться в крови. И он даже и не взглянет мне на руки, гнусный садист.
Четыре дня.
Ньянгу посадил подъемник и зашел в сельское почтовое отделение. А через пару минут он вышел обратно.
— И в чем было дело? — поинтересовалась Маев.
— Это было письмо от моих патриотических компаньонок — Бриты, Пайдер, Эниды и Кариг — к Протектору Редруту. Они пишут, что подозревают меня в связях с социально неприспособленными, и надеются, что неправы, но считают нужным как патриотки сообщить об этом. Они подозревают, что Керман тоже в этом участвует, поэтому не хотят докладывать ему. Может, это, наконец, уймет этого чертова домоправителя. Вечно он шныряет и подслушивает. Никогда не любил доносчиков.
— И теперь есть шанс, что твои подружки… извини, бывшие подружки, — проговорила Маев, — не будут расстреляны и не попадут к доктору Мьюссу, когда все закончится и нас здесь не будет.
Ньянгу перестал улыбаться.
— Да. На это я и надеюсь. Не смог придумать ничего лучше. Пошли. Пора подобрать А и Б. Они начнут нервничать, если рядом со мной больше полутора минут не будет вооруженной охраны.
— Да, а что, кстати, ты собираешься делать с ними?
— Знаешь, если бы я не напоминал себе каждую минуту, что они открестятся от меня, как только узнают, кто я такой на самом деле, то эти телята были бы мне даже симпатичны. Но с ними мы разберемся. Хватит об этом.
Три дня.
Для охраны одного мужчины и трех женщин конвой был очень внушительный.
Колонна солдат — теперь не гвардейцев, а просто пехоты — выстроилась на ступенях лечебницы. Гарвин, Лир, Монтагна и Махим, которая все еще немного прихрамывала, спустились по ступеням в пехотный транспортник без иллюминаторов, напоминавший «грирсоны» Корпуса. Впереди и позади него сидели две «айши» — местный вариант «Жуковых». В небе зависла лодка нана-класса.
Корабли взлетели, развернулись на сто восемьдесят градусов, оставаясь над дорогой на случай, если обочины были заминированы, и полетели вдоль ее изгибов сквозь пригороды к Дворцу юстиции.
Все команды были тщательно проинструктированы по указаниям Ньянгу. Если на них нападут, корабли эскорта должны были немедленно заняться источником угрозы. Корабль с заключенными должен был сесть, запечатать вход и ждать поддержки.
Два дня.
— Народ Ларикса и Куры требует справедливости, — воскликнул джудикат лейтер Вишинск, — и этот благородный призыв должен быть и будет услышан. Существа — я с трудом могу заставить себя назвать их людьми — на скамье подсудимых демонстрируют свою вину всем своим видом, и я уверен, что государству не потребуется много времени, чтобы признать их виновными по всем пунктам. Четверо обвиняемых — это Гарвин Янсма…
Вишинск продолжал кричать, а Гарвин пытался выглядеть не слишком подозрительно и преступно.
Зал суда был громадный. Стены вместо дерева были покрыты нержавеющей сталью. Зрителей было мало, но на четырех обвиняемых со всех сторон были направлены камеры. У двух основных дверей стояли попарно охранники с бластерами, как и у двери в кабинет судьи.
Вишинск сидел на высоких подмостках. За его спиной были два флага — Ларикса и Куры, решил Гарвин, — и голограмма Протектора Редрута больше чем в человеческий рост в такой же красно-черной мантии, как у судьи.
Гарвин заметил, что в государстве Редрута функции судьи и прокурора выполнял один человек, что уж точно облегчало процедуру. Присяжных, похоже, тоже не было. Так что Гарвин предположил, что Вишинск предъявит обвинения, выслушает назначенную защиту и вынесет «справедливый» вердикт.
Гарвин был чертовски рад, что он не лариксанин и не куранец, а особенно не виноватый лариксанин или куранец. Или даже невинный, если уж на то пошло. По тому немногому, что Иоситаро рассказал ему о своем прошлом, Гарвин догадывался, что Ньянгу такое «правосудие» знакомо.
Очень хотелось пропустить все это мимо ушей и попробовать догадаться, что конкретно спланировал Ньянгу. Он ничего не сказал никому из пленников. Гарвина это удивило, но потом он понял, что Иоситаро боится, как бы Мьюсс не провел потихоньку новый эксперимент с наркотиками. Это было вполне резонно: по стандартной процедуре те, кому не было необходимо что-то знать, не знали ничего.
Но Гарвину Янсме это не нравилось.
— Я весьма довольна вашей работой, — сказала Маев собравшимся членам своего специального подразделения. — Если на практике мероприятие пройдет так же успешно, как на картах, вас ждут не только медали, но и продвижения по службе. Думаю, что сумею в этом помочь, поскольку Протектор Редрут выбрал меня, чтобы проследить за вашей работой из его личных апартаментов. Я, конечно, жалею, что не сумею лично руководить вами. Но я верю в вас и знаю, что вы сделаете этот день незабываемым для всех.
«Да, для вас, Ньянгу и, будем надеяться, целой компании его друзей», — подумала она.
* * *
Первый день суда был посвящен чтению вслух длинного списка обвинений. После каждого из них джудикат Блейер взвизгивал: «Невиновны». Или: «Не доказано».
На второй день Вишинск зачитал список своих свидетелей и объяснил, как он поочередно рассмотрит злодеяния, совершенные десантниками до того, как их поймали.
