Ощутив, как нарастает мое собственное желание, я вышел из нее и переместился выше, двигая членом между ее грудями. Потом я задохнулся, и семя фонтаном брызнуло из меня, оросив ее тело.
Маран улыбнулась мне, все еще тяжело дыша, и принялась втирать мое семя в соски своих грудей.
— Это чтобы ты навсегда остался моим, — прошептала она и облизнула пальцы.
— Как ты собираешься назвать своего сына?
— Я не знаю, будет ли это сын, или дочь. Может быть, ты посетила очередного чародея, не сказав мне об этом?
— Я просто знаю, что у нас родится мальчик.
— Спасибо тебе, моя волшебница. Назовем его в честь твоего отца.
— Нет.
— Хорошо, тогда в честь моего отца.
— Нельзя ли придумать что-нибудь более оригинальное?
— Маран, тебе не кажется... — я осекся. — Ну хорошо. Давай назовем его Лейшем — похоже, в наши дни это имя приносит удачу.
Маран задумалась.
— Да, — наконец согласилась она. — Это очень хорошее имя.
Маран лежала на животе, глядя на потухающие угли в камине. До рассвета оставалось совсем немного времени. Я лежал рядом с ней, опираясь на локоть и восхищаясь стройными изгибами его тела, освещенного мягким красноватым сиянием.
Она встала и вышла в ванную. Я услышал, как она роется в одном из своих чемоданов. Через некоторое время она вернулась и снова улеглась рядом.
— Могу я попросить тебя кое о чем?
— Я не знал, что в первую брачную ночь приходится отвечать на такое количество вопросов.
— Тебе не придется отвечать, — странным тоном произнесла она. — Не придется, если у тебя все получится.
Я поморщился, опасаясь, что случайно перевел разговор на неприятную для нее тему.
— Ты можешь просить о чем угодно и говорить что угодно, — сказал я, погладив ее по бедру.
— Однажды, когда мы выехали на пикник, ты попытался сделать одну вещь, но я остановила тебя и запретила продолжать. Ты помнишь?
Внезапно я вспомнил и сказал ей об этом.
— Дамастес... давай снова займемся любовью. Пожалуйста. Давай займемся любовью так, как ты хотел в тот раз.
Меня пробрал озноб. Я не знал, что сказать. Маран повернула голову и пристально посмотрела на меня.
— Пожалуйста, дорогой, — ее голос звучал очень настойчиво. Я кивнул. Она вручила мне то, что держала в руке: маленький пузырек с вазелином.
Я погладил ее ягодницы и попробовал было просунуть палец, но она вздрогнула и отпрянула от меня.
— Маран, — прошептал я. — Мне кажется, это неправильно. Я не хочу причинять тебе боль.
Мой член вяло свисал между ног.
— Ты должен... и я знаю, ты никогда не сделаешь мне больно. Пожалуйста. Это очень важно.
Я начал массировать ее спину, потом провел рукой между ног, лаская промежность и ощущая влагу, оставшуюся после наших занятий любовью. Вскоре ее дыхание участилось. Мой член отреагировал на это, снова поднявшись и затвердев. Я поднял ее бедра и подсунул под них подушку, затем опустился на колени, раздвинул ей ноги и мягко скользнул в нее.
Она ахнула.
— Не туда! Я хотела...
— Тише!
Я двигался медленно и ритмично. Постепенно ее выдохи превратились в стоны, руки снова вцепились в ковер. Потом я выдавил вазелин на палец и вставил в нее, двигая пальцем по кругу и одновременно ощущая движения своего члена в ее теле. Она вскрикнула от удовольствия. Я вставил другой палец рядом с первым, продолжая круговые движения.
— О да, Дамастес, сейчас же! Я готова! — простонала она, вращая ягодицами.
— Готова к чему?
— Пожалуйста, возьми меня, где я хочу, где я сказала тебе! Пожалуйста, сделай это, сделай это там, я больше не могу!
Вынув свой член, я прикоснулся головкой к отверстию и толкнул. Она закричала и толкнула в ответ, вдавливая ягодицы в мои бедра, заглатывая меня. Ее руки вцепились в мои, когда я опустился на нее для равновесия. Я вышел из нее и снова толкнул. Ее тело извивалась от страсти. Это продолжалось не более дюжины раз, а потом я тоже громко вскрикнул, и мы вместе рухнули на пол.
Не знаю, сколько мы лежали — несколько минут или целую вечность.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— И я люблю тебя.
— Спасибо. Теперь все кончено.
Я промолчал.
— Мне нравится чувствовать тебя... там, сзади. Потом мы можем сделать это снова.
Но это больше не повторилось.
Три дня... Думаю, мы ели не чаще одного раза в день, иногда дремали и проводили довольно много времени в теплом бассейне. Но в основном мы любили друг друга, любили и смеялись. Впереди нас ожидала зима и смерть, но наша любовь окружила нас крепкой стеной и держала гончих судьбы на расстоянии.
Эти три дня запомнились мне как один долгий оргазм, вспышка страсти и прилив неземной радости. Я задавал себе вопрос, смогу ли я еще когда-нибудь испытать такое счастье.
Потом все закончилось.
Маран вернулась в Никею, а я отправился на войну.
В сутках было слишком мало часов, а в месяцах — дней, чтобы солдаты успели как следует подготовиться. Мы занимались муштрой, проклинали все на свете и снова занимались муштрой.
Я уверен, что ни один солдат не испытывал к своим уоррент-офицерам ничего, кроме ненависти. Те, в свою очередь, переносили эти чувства на офицеров, а офицеры — на меня. Но теперь, когда от меня на самом деле что-то зависело, я был полон решимости предотвратить следующую катастрофу на реке Имру.
Мало-помалу новые рекруты становились солдатами, хотя им все еще было далеко до моих уланов. Но упражнения могут закалить человека лишь до определенной степени: им еще предстояло последнее испытание — кровью.
Мы разрабатывали новую тактику, поэтому опытные офицеры учились наравне с новичками. Разумеется, наиболее серьезное недовольство проявляли ветераны, которые «никогда не видели, чтобы армией управляли подобным образом». Новички же не знали ничего иного, и поэтому свежие идеи были для них не более и не менее сложными, чем любые другие.
Возможно, величайшая перемена исходила от самого Тенедоса. Он объявил магию одним из важнейших факторов ведения войны, подкрепив это утверждение напоминанием о действиях Чардин Шера и его чародеев. Теперь наступил наш черед. Он разослал по всей Нумантии вербовщиков, выискивающих чародеев, волшебников и провидцев, желавших послужить своей стране. День за днем они приходили в лагерь и медленно, неохотно поглощались армией. Если бы у нас было больше времени, и если бы не гора обгоревших трупов на реке Имру, то было бы забавно наблюдать за этими мудрецами, искушенными в демонах и заклинаниях, но не имеющими ни малейшего представления о том, чем рядовой отличается от генерала. Однако они учились, и мы учились вместе с ними — такова была железная воля Тенедоса.
