— Благодарю вас, сэр.
Свальбард ушел.
Двое.
Третьим был домициус Биканер, клявшийся всеми богами, что он имеет полное право идти с нами, и напоминавший о том, как долго мы служили вместе. Я категорически отказался — 17-й Уланский полк нуждался в надежном командире. Биканер начал спорить, и мне пришлось приказать ему заткнуться и уходить.
Я снова задумался, кого мне стоит попросить войти в мою команду самоубийц, когда генерал Йонг вошел в мою палатку, даже не удосужившись постучать.
— Насколько я понимаю, дружище, ты замышляешь какое-то совершенно безрассудное дело.
— Пожалуй, это еще мягко сказано, — согласился я. — Но как ты узнал об этом?
— Никогда не задавай такой вопрос человеку, который лучше всех крал цыплят в своей деревне, еще не научившись как следует ходить. Я хочу знать, почему ты не позвал меня.
— Потому что ты генерал, черт тебя побери!
Йонг сплюнул и потянулся к своим нашивкам. В другой его руке неожиданно блеснул кинжал, а в следующее мгновение срезанные нашивки полетели на пол. Йонг раздавил их каблуком и широко улыбнулся.
— Теперь я просто хиллмен по имени Йонг.
Я выругал его, и он выругался в ответ. Я назвал его бесстыдным варваром, и он посоветовал мне следить за своим языком, ибо уроженец Кейта никому не спустит такого оскорбления. Особенно нумантийскому генералу.
— Знаешь, ведь я могу позвать офицеров полиции или сказать Тенедосу, и тебя закуют в кандалы до моего возвращения.
— Ты думаешь, я буду стоять здесь и дожидаться, пока они придут? Послушай, дурья башка, я пришел сюда, чтобы учиться чести, разве не так?
— Честь и безрассудство — не одно и то же.
— Какой болван это сказал?
Я невольно улыбнулся.
— А что касается Провидца, то хрен ему в задницу! — продолжал Йонг. — Ты думаешь, я подчиняюсь ему потому, что боюсь его? Я делаю что хочу и когда хочу. Раньше мне было интересно вести за собой солдат, учить этих деревенских увальней вести себя и двигаться так, как горские разведчики. Теперь я хочу забраться в эту крепость и посмотреть, что там внутри. Ты присоединишься ко мне, нумантиец?
— Откуда ты знаешь, что я собираюсь подняться на стену?
— Потому что хотя ты и дурак, но все же не так глуп, чтобы рыть подкоп.
Тенедос будет в бешенстве, но...
Трое.
Два генерала и два старших сержанта стояли под моросящим дождем у подножия практически вертикальной стены. В десяти футах над нами начиналась трещина, пробитая молнией в каменной кладке.
Гроза бушевала с самого утра, перемежаясь короткими периодами затишья. Погода частично контролировалась тридцатью чародеями Тенедоса, работавшими на наших передовых позициях. В заплечном мешке я нес маленькую лампу с зачерненным стеклом, которую собирался использовать для сигнализации. Одна вспышка означала усилить грозу, две — успокоить ее. Три вспышки будут даны, когда... или если мы достигнем вершины стены.
«Я сомневаюсь, сработает ли это как следует, — сказал Тенедос. — Но попробовать все равно стоит».
В заплечном мешке лежали также перчатки, матерчатые гамаши, чтобы приглушить стук моих подкованных сапог, если мы все-таки поднимемся на бастион, фляжка с чаем и три запечатанных промасленных свертка с жареными цыплятами, вяленым мясом и леденцами. Наиболее важным предметом была маленькая фляжка с эликсиром, который должен был послужить приманкой для демона. Рядом с ней лежала палочка из рыжеватого материала, похожего на мел. Я потратил четыре часа, рисуя и перерисовывая фигуру, которую должен был изобразить на мостовой внутреннего двора, а Тенедос надзирал за мной и исправлял ошибки. Как фигура, так и таинственные символы не имели для меня ровным счетом никакого смысла. Я спросил Тенедоса, не смоет ли дождь нарисованные линии. Оказалось, он уже сотворил заклятье, которое воспрепятствует этому.
Кроме того, на поясе у меня висел мешочек с маленьким молотком и мягкими железными клиньями, которые предполагалось вбивать в трещины стены при подъеме. Через плечо свисал толстый моток веревки.
Я облачился в темную облегающую одежду, перчатки без пальцев и вязаную шапочку. Остальные были одеты так же и имели в своих заплечных мешках такое же снаряжение.
У каждого из нас было два вида оружия: кинжал и пара свинцовых чушек длиной четыре дюйма. Кроме того, я захватил с собой кинжал, подаренный мне Йонгом на бракосочетание, после того как заставил Тенедоса наложить затемняющее заклятье на серебряную отделку.
Снизу предстоящий нам путь казался бесконечным, но он не становился короче от ожидания. Поэтому Свальбард наклонился, Йонг встал на его сложенные замком руки, и богатырь, распрямившись, подбросил хиллмена вверх. Йонг ухватился за край трещины и подтянулся. Потом он вбил железный клин, привязал веревку и бросил ее вниз, показав жестом, что все в порядке.
Поднявшись в расщелину, мы обвязались веревкой: Йонг впереди, затем я, Карьян и Свальбард. Мы лезли враспор, упираясь в камень руками и краями подошв. Один шаг, упор... другой шаг, упор... третий... Это было монотонное и невероятно утомительное занятие. Через десять минут у меня уже ныли все мускулы, и я насквозь промок. Я решил было посигналить чародеям, чтобы они ослабили грозу, но потом рассудил, что лучше уж быть мокрым, чем мертвым.
Мы продвигались вперед все медленнее. Однажды Йонг поскользнулся; его руки заскользили по мокрому камню, а сапоги врезались мне в плечи, едва не выбив меня из расщелины. Потом он нашел опору для рук, и мы продолжили подъем.
Через некоторое время двигаться стало легче, трещина расширилась. Я надеялся, что мы сможем укрыться в ней целиком, но тут нам не повезло, поскольку стена была выложена в несколько слоев, а молния расколола лишь внешний слой кладки. Тем не менее глубина расщелины достигала трех футов, и мы имели хоть какое-то убежище от непогоды.
Я нащупывал очередную выемку, когда наверху резко вскрикнула и вылетела из своего гнезда прямо мне в лицо птица. Я инстинктивно отпрянул в сторону и сорвался, пролетев несколько футов до конца веревки. К счастью, Йонг к этому времени успел закрепиться на своем месте. Я раскачивался взад-вперед, словно маятник, чувствуя, как с каждым движением веревки из меня по капле уходит жизнь. Затем Карьян мало-помалу подтянул меня к себе. Когда мое сердце перестало бешено колотиться в груди и я восстановил дыхание, мы полезли дальше.
Я надеялся, что ночь будет бесконечной, но она закончилась: мы все еще поднимались, когда я внезапно понял, что различаю подошвы сапог Йонга над своей головой. Произошло то, чего я и опасался: наступил рассвет, а мы так и не успели подняться на стену.
Нам оставалось только одно — как можно глубже втиснуться в расщелину и ждать. Я боялся продолжать подъем, поскольку часовые могли услышать нас или даже увидеть, перегнувшись через парапет.
