Немногие люди, к которым я испытывал теплые чувства, были из нижних чинов, хотя я накрепко запомнил другой отцовский совет: офицер не должен сближаться с подчиненными до такой степени, чтобы в решающий момент не найти в себе мужества послать их на смерть. Но мне нравилось слушать рассказы старых уоррент-офицеров о давно забытых военных кампаниях или проводить время вместе с конюхами и учиться у них всему, чего я еще не знал о лошадях.
Готов признать, что самые счастливые часы я проводил в одиночестве, когда у меня не было занятий или других обязанностей по лицею. Обычно я седлал Лукана, клал в сумку немного сыра, хлеба и фруктов и выезжал в чистое поле без определенной цели. Иногда я брал с собой лук с тупыми стрелами и пробовал охотиться на птиц, или крючок с леской для ловли рыбы. В моих одиноких странствиях мне встречались фермеры или охотники. Полагаю, среди последних было немало браконьеров, но это не имело для меня никакого значения. Всем людям нужно есть.
Несколько раз, особенно во время Сезона Урожая, я встречался с молодыми женщинами. Полагаю, им было лестно переспать с будущим кавалерийским офицером, а поскольку я без труда говорил на языке простолюдинов, то мое присутствие не стесняло их. Такие встречи обычно заканчивались на мшистой полянке или в укромном сарае, где я лежал обнаженным с девушкой, а то и с двумя, хихикавшими и обрабатывавшими меня по очереди. Только горожане считают деревенскую жизнь чопорной и невинной. До сегодняшнего дня запах свежескошенного сена может вызвать у меня улыбку и воскресить в моих чреслах воспоминания о юношеском пыле.
Иногда я спрашиваю себя, была бы моя жизнь более счастливой, если бы я родился в одной из этих деревень и никогда не уезжал оттуда. Возможно, Ирису готовил меня к такой судьбе, но тут вмешалась Сайонджи в обличье моего отца? Я не знаю.
Когда наступил последний семестр, я начал подыскивать полк, в котором буду служить. Выпускникам разрешалось обращаться в любое армейское подразделение по своему выбору, и если там имелась вакансия, ему предоставлялась возможность получить требуемое место. Как выпускник элитной школы, я по крайней мере мог рассчитывать, что попаду в кавалерию, а не в пехоту, или хуже того, в какую-нибудь вспомогательную службу.
Я предполагал, что мои сверстники-кадеты, имевшие богатых родителей со связями, снимут все пенки и оставят мне на закуску сухие косточки.
С особенной тоской и томлением я думал о кавалерийских полках, расквартированных «где-то там», как выражались никейцы — рассеянных по дальним лагерям приграничных земель или стоявших гарнизонами на границе между Дарой и Каллио. Эти провинции находились в состоянии перемирия, которое не было ни войной, ни миром.
Больше всего мне хотелось служить в одном из трех Юрейских полков, защищавших вассальную провинцию Дары от неистовых набегов хиллменов, этих бесстрашных убийц Спорных Земель, спускавшихся со своих бесплодных гор лишь для того, чтобы убивать, насиловать и грабить.
Они занимали передовой рубеж обороны против Каллио, также заявлявшей о своих правах на Юрей, и сдерживали самого опасного потенциального врага по другую сторону Спорных Земель — королевство Майсир. Это были 20-й Гусарский полк, 10-й полк Тяжелой Кавалерии и 17-й полк Юрейских Улан, охранявший главный проход в Спорные Земли — Сулемское ущелье.
Насколько я мог судить, у меня было не больше шансов попасть в любой из этих трех полков, чем получить титул королевы красоты на Празднике Плодородия и танцевать вокруг лингамного столба с венком из орхидей, болтающимся между грудями.
И снова вмешалась удача — как далекая, так и близкая. Далекая и неведомая удача заключалась в том, что на границах стало неспокойно. В жалких деревушках и пустынных нагорьях Кейта, как горцы называли Спорные Земли, племена волновались и с вожделением смотрели на Юг: на зеленые поля, жирный скот, толстые кошельки и нежных девушек Юрея.
Были и другие, кто обращал свои взоры на Юг. Но в то время мы еще не слышали о них, а их притязания далеко превосходили незамысловатые радости насилия и убийства.
Я поверил в свою удачу, когда узнал, какие посты ищут для себя мои одноклассники. Они стремились либо получить карьерное назначение — предпочтительно службу под началом высокопоставленного армейского чиновника, который обеспечит их дальнейшее продвижение — либо поступить в один из «парадных» полков, расквартированных в Никее и ее окрестностях. Эти полки тоже считались элитными. Их ознакомительные посещения поощрялись, чтобы кадеты могли заранее прельститься их великолепием. Я видел, сколько времени там уходило на полировку всего и вся, от доспехов до лошадиных копыт, и как мало времени уделялось настоящей боевой выучке, а не красивым, но бессмысленным кульбитам, псевдо-атакам в развернутом строю и сложным поворотам. Я поступил в армию не для того, чтобы ежечасно проверять, свисает ли плюмаж моего шлема точно до второй пуговицы парадного мундира.
Я разослал просьбы о назначении во все три Юрейских полка, после чего мне оставалось только ждать.
Говорят, что выпускной вечер в лицее — это величайший момент в жизни любого офицера. Может быть, но не для меня. Для меня гораздо важнее была ночь, проведенная с женщиной и тигром в крошечной хижине... или тот день, когда я получил приглашение сразу из двух полков. Одним из них был 17-й Уланский, и, пожалуй, я еще никогда не был так счастлив.
Дни, оставшиеся до выпуска, тянулись невыносимо долго. Но вот наконец я выехал на Лукане из строя и приблизился к подиуму, где стоял отставной домициус, заведовавший нашим лицеем. Я спешился, поднялся по ступеням и получил офицерские нашивки.
Потом я ходил на выпускные вечеринки и клялся вместе с другими в вечной дружбе и верности, но моя душа была далеко на Юге — там, где начинаются бесплодные холмы Спорных Земель.
Глава 6
Волк из Гази
Казалось, все жители Никеи высыпали на улицы, когда я ехал к порту через весь город. Я то и дело поглядывал на солнце, опасаясь пропустить время отплытия, но не мог двигаться только шагом — иначе Лукан или Кролик могли задавить кого-нибудь из прохожих.
В толпе с гордым видом шествовали потные жрецы, несущие раскрашенные статуэтки, изображавшие богов или богинь, и сопровождаемые поющими аколитами; торговцы, погруженные в свои дела и не обращавшие внимание на уличную толкотню; хнычущие нищие; богатые жены, выехавшие за покупками в паланкинах или каретах; носильщики, тащившие на спине все что угодно — от буханок хлеба до церемониальных риз. Один мужчина — все широко расступались перед ним — нес открытую корзину с живыми змеями.
Посреди улицы сидел обнаженный отшельник, погруженный в глубокую медитацию. Толпа огибала его, словно речной валун. Рано или поздно он сдвинется со своего места: какой-нибудь богач бросит золотую монету в его чашу для подаяний, и он выйдет из транса, или же его раздавит продуктовая повозка. Было ясно, что ему совершенно безразлично, что с ним случится.
Его окружало легкое сияние, исполненное такой мысленной силы, что когда я проезжал мимо, меня невольно втянуло в его видение:
