Рассмеявшись, он лениво потянулся.
— О Дамастес, друг мой, и мне, и тебе очень полезно на время вырваться из пустой суеты Никеи. Клянусь, в последнее время я только и делал, что отбивался от придворных, копошащихся вокруг меня, словно крысы, и слушал свой собственный монотонный голос, денно и нощно читающий заклинания. Иногда я задумываюсь, ради чего мы приказали Совету Десяти посыпать задницы перцем и уносить отсюда ноги?
Этой шуткой Тенедос напомнил мне того очаровательного плута, которому уже столько лет назад я поклялся служить верой и правдой.
— Значит, все ваше время занято придворными и заклинаниями? — постарался как можно более невинным тоном произнести я. — О боги, по ночами вам, должно быть, просто ужасно скучно.
Император вопросительно поднял брови.
— Первый трибун, тебе не подобает заглядывать в окна чужих спален. Во-первых, глаза наливаются кровью. Кроме того, если судить по дошедшим до меня слухам, — хитро добавил он, — у тебя нет оснований ханжески относиться к тому, чем занимается человек, удалившийся в свои покои.
Значит, император проведал о нашей тройственной связи. Я пожал плечами, и Тенедос похлопал меня по спине.
— Кстати о дворе, — снова заговорил он, теперь уже совершенно серьезным тоном. — Насколько я понимаю, кое-кто считает, что в моем дворце царствуют раболепство и разврат. Да, я приблизил к себе слишком много проходимцев в золотом шитье и шлюх в шелках. Но я знаю, что делаю. Простой народ любит зрелища, и я считаю, очень важно в этом его ублажать. К тому же мне принадлежит огромная империя, равной которой никогда не было; по-моему, величие и внешний блеск являются неотъемлемой частью власти. Неужели нам следует обитать в лачугах и носить одежду из грубой домотканой холстины?
— Нет, — ответил сам себе император. — Знатные вельможи, живущие в роскоши, подают вдохновляющий пример всем, в первую очередь тем, с кем судьба обошлась не так благосклонно. В этом отношении их можно сравнить с размеренным барабанным ритмом и грохотом армейских сапог. Человек, чья кровь не закипает при виде марширующих на параде солдат, мертв душой и должен с нетерпением ждать той минуты, когда вернется на Колесо.
К счастью, нас прервал домициус Отман, адъютант Тенедоса, обратившийся к императору с каким-то неотложным вопросом, иначе я мог бы ответить на эту тираду. Пусть я воин, но мне прекрасно известно, что большинство простых людей слушают барабанную дробь со страхом и ужасом, мысленно представляя реки крови, поднимающиеся к небу языки пламени на месте мирных городов и деревень, жен, оставшихся без мужей, и детей, оставшихся без родителей, — все то, что приносит бог войны Иса, воплощение Сайонджи.
Мне стало страшно, что мой император, потеряв связь с действительностью, как и подобает истинному поклоннику Сайонджи, полюбил войну.
Учения окончились полным провалом — для гвардии. План маневров был прост: гвардейский корпус должен был наступать тремя колоннами и войти в боевое соприкосновение с «противником». Обычная тактика требовала, чтобы первая колонна завязала бой, сковывая неприятеля, а вторая и третья обошли его с флангов и полностью уничтожили.
Но я разработал другую стратегию, более подходящую для стремительной, подвижной войны на бескрайних просторах Майсира. Первой колонне по-прежнему предстояло сковывать неприятеля, но вторая и третья, заходя противнику в тыл, должны были наносить удар по обозам и ставке. В этом случае неприятель или складывал оружие, или вынужден был организовывать круговую оборону. Ударные отряды получали возможность беспрепятственно двигаться дальше, оставляя уничтожение очагов сопротивления регулярным частям, идущим следом.
На практике первая колонна вместо того, чтобы стоять на месте, попятилась назад. Вторая наткнулась на первую, а третья все-таки совершила обходной маневр, но отклонилась так далеко в сторону, что заблудилась и не смогла принять участия в сражении.
Мы с императором, стоя в шатре командира корпуса Агина Гуила, наблюдали за тем, как генерал теряет контроль над пятнадцатью тысячами солдат. Безнадежно устаревшие карты были покрыты никому не понятными значками; бестолково суетились ординарцы; перебивая друг друга, кричали вестовые; а генерал Гуил растерянно стоял посреди шатра, беззвучно шевеля губами.
Ему следовало бы рявкнуть на своих подчиненных, заставив их замолчать, а самому минут на пять выйти из шатра, подышать свежим воздухом и успокоиться. Тогда он смог бы представить себе поле боя, мысленно увидеть, где находятся его войска и где они должны были бы находиться, после чего вернуться в шатер и навести порядок.
Но Гуил беспомощно стоял на месте, открывая и закрывая рот, словно вынутая из воды рыба. Мне неудержимо хотелось вмешаться, но я понимал, что делать это нельзя. Если Гуил хочет стать настоящим полководцем, он должен научиться принимать решения, не рассчитывая на то, что я приду на помощь в трудную минуту, когда ситуация выйдет из-под контроля, — что неизбежно случится через пять минут после начала сражения.
Однако император этого не понимал.
— Тихо! — гаркнул он, и тотчас же умолкли все, кроме одного капитана, бормотавшего еще несколько мгновений и лишь потом осознавшего, что звучит только его голос. — А теперь, — продолжал Тенедос, — мы должны попытаться исправить положение дел. Позовите сюда... Как зовут домициуса, командующего Первой колонной?
— Домициус Танагра, ваше величество.
— Отлично. Вестовые! Вот ты, скачи во весь дух по дороге до тех пор, пока не увидишь знамена домициуса Танагры. Передай ему...
Мы так и не узнали, что хотел приказать Танагре император. Послышались громкие крики, топот копыт, и в ставку ворвались с саблями наголо полсотни всадников. Перепуганные часовые бросились врассыпную. Соскочив с коня, предводитель всадников ворвался в шатер и крикнул:
— Вы взяты в плен! Сдавайтесь, или умрете!
Я узнал в нем одного из легатов Йонга. Вбежавшие следом за офицером «противника» три лучника направили на нас тупые стрелы.
— Черта с два я сдамся! — взревел Гуил, выхватывая меч.
Ему в грудь с глухим ударом ткнулась стрела.
— Прошу прощения, сэр, — сказал легат, но в его голосе не чувствовалось сожаления, — вы убиты. — Он повернулся к нам с императором. — А теперь вы двое... — узнав монарха, ошеломленный легат осекся. Он чуть было не пал пред ним ниц, но тут вспомнил свою роль. — Ваше величество! Не двигаться! Вы взяты в плен.
Тенедос побагровел. Его глаза сверкнули.
— Это, — начал он, и его голос прозвучал словно раскат грома, — переходит все границы! Я...
Я непроизвольно покачал головой, и император, судя по всему, увидел мое движение. Он мгновенно взял себя в руки. Гневный оскал превратился в улыбку; раздался смех. Вероятно, я один понял, насколько он фальшивый.
— Это переходит все границы, — повторил император. — Отлично сработано, легат! Похоже, ты одержал победу в этом сражении и, полагаю, во всей войне. Черт побери, мало какая армия сможет продолжать воевать, если ее император попадает в плен. Ты именно этого добивался?
