– Странно. Очень странно.
– Почему?
– У меня та же история. Я не знаю, кто мой отец.
– Но ведь это не имеет значения, не так ли?
– Раньше имело. Сейчас меньше. Понимаешь, у меня есть брат-близнец. Томми-Рэй. Мы всегда вместе. Тебе надо с ним познакомиться. Он тебе понравится. Его все любят.
– И тебя. Тебя, наверное, тоже все… все… любят.
– Почему?
– Ты красивая. Мне придется соперничать с половиной парней округа Вентура.
– Нет.
– Не верю.
А, они только смотрят. Но трогать меня им не позволено.
– Мне тоже? Она остановилась.
– Я тебя совсем не знаю, Хови. Вернее, не так – и знаю, и не знаю. Когда увидела тебя в закусочной, я почему-то узнала тебя. Но я никогда не была в Чикаго, а ты – в Гроуве после того…. – Она вдруг нахмурилась. – Сколько тебе лет?
– В апреле исполнилось восемнадцать. Джо еще сильнее сдвинула брови.
– Что случилось?
– Мне тоже.
– Что?
– В апреле исполнилось восемнадцать. Четырнадцатого.
– А мне второго.
– Все это очень странно, не находишь? Мне кажется, что мы знакомы. И тебе кажется.
– Тебя это тревожит?
– По мне все так заметно?
– Да. Никогда не видел лица, которое… настолько отражает чувства… и которое мне так хотелось бы поцеловать.
Внизу, под землей, духи корчились от боли. Каждое слово бритвой резало им слух. Но они были бессильны это остановить. Они могли лишь присутствовать в головах детей и слушать.
– Поцелуй меня, – сказала она. Духи под землей задрожали. Хови дотронулся рукой до ее лица.
Духи дрожали, пока вокруг них не затряслась земля.
Джо-Бет придвинулась к юноше на полшага и коснулась своими улыбающимися губами его губ.
Духи кричали в уши своих детей, пока не треснул бетон, замуровавший их восемнадцать лет назад: «Хватит! Хватит! Хватит!»
– Ты ничего не почувствовала?
Она засмеялась.
– Да, – сказала она. – Мне показалось, что дрогнула земля.
III
Девушки спускались к воде дважды. Второй раз – наутро после той ночи, когда Ховард Катц познакомился с Джо-Бет Макгуайр. Утро было прохладным, свежий ветер развеял тяжелый воздух минувшего вечера и обещал нежаркий день.
Бадди Вэнс снова спал один в своей сделанной на заказ трехспальной кровати. Трое в постели, как он однажды сказал (и его, к сожалению, цитировали), это и есть райское наслаждение. Двое – супруги, и третий – дьявол. Он много раз проверял и точно знал: рай не для него. Хотя гораздо приятнее, если утром в твоей постели лежит женщина, пусть даже и не жена. Его отношения с Эллен были слишком извращенными, чтобы длиться долго. Он ее бросил. Отсутствие Эллен упрощало утренний распорядок: когда никто не зовет тебя обратно в постель, куда проще влезть в спортивный костюм и пробежаться вниз по Холму.
Бадди было пятьдесят четыре. Бег трусцой заставлял его вдвойне чувствовать это. Слишком много знакомых Бадди умерли как раз в таком возрасте (последний – его агент Стенли Годхаммер) и от того же, чем злоупотреблял он сам. Сигары, наркотики, выпивка. Из всех его пороков женщины были самым здоровым увлечением, но даже здесь следовало проявлять умеренность. Он уже не способен заниматься любовью ночь напролет, как в тридцать лет. А после нескольких недавних болезненных неудач – и вообще не способен. Именно по этой причине он обратился к доктору с требованием панацеи, за любую цену. – Панацеи нет, – сказал Тэрп.
Он пользовал Бадди со времен телевизионного взлета «Шоу Бадди Вэнса». Тогда оно возглавляло еженедельные рейтинги, а его шутки, прозвучавшие в восемь вечера, были на устах каждого американца на следующее утро. Тэрп знал Бадди, которого как-то назвали «самым смешным человеком в мире», так сказать, с изнанки.
– Ты ежедневно гробишь свое тело, Бадди. Ежедневно. И еще говоришь, что не хочешь умирать. Ты хочешь до ста лет ездить играть в Вегас.
– Точно.
– На сегодняшний день я обещаю тебе еще лет десять. Если повезет. Избыток веса, избыток стресса. Видал я трупы и поздоровее.
– Это я придумываю шутки, Лу.
– А я заполняю свидетельства о смерти. Так что начинай заботиться о себе, ради Христа, не то отправишься следом за Стенли.
– Думаешь, меня это не беспокоит?
– Знаю, что беспокоит, Бадди, знаю.
Тэрп обошел стол и подошел к Бадди. На стенах кабинета висели подписанные фотографии звезд, которых он наблюдал и лечил. Сплошь громкие имена. Большинство из них умерли, многие преждевременно. Такова цена славы.
– Я рад, что ты решил взяться за ум. Если ты серьезно…
– Я же здесь, так? Куда еще серьезней? Сколько можно? Я никогда не смеялся над смертью. Ты же знаешь. Над чем угодно, Лу, но не над этим.
– Ну, раньше или позже ты все равно с ней встретишься…
– Предпочитаю позже.
– Ладно, я распишу тебе режим. Диета, гимнастика и труд. Но предупреждаю, Бадди: это будет не очень приятное чтение.
– Я где-то слышал, что смех продлевает жизнь.
– Покажи мне, где написано, что комики живут вечно, и я покажу тебе забавную эпитафию на эту тему.
– Да. Так когда начинать?
– Сегодня. Выкини спиртное и порошки, ныряй в бассейн хоть раз в день.
– Его надо почистить.
– Вот и почистишь.
Это была самая легкая часть. Вернувшись домой, Бадди попросил Эллен позвонить в фирму по обслуживанию бассейнов, и уже на следующий день оттуда прислали чистильщика. Как Тэрп и предупреждал, соблюдать режим оказалось делом нелегким. Когда воля давала слабину, Бадди вспоминал о том, как выглядит по утрам в зеркале, и о том, что он видит свой член, только если до боли втягивает живот. Если и это не помогало, он думал о смерти. Но к такому он прибегал в самом крайнем случае.
Он всю жизнь вставал рано, и ранние подъемы не потребовали особых усилий. Улицы были пусты. Часто Бадди – как сегодня – спускался с Холма и через восточный район бежал в лес, где по земле ступать было не так жестко, как по асфальту, и одышку заглушало пение птиц. Его хватало на пробежку лишь в одну сторону. Он велел Хосе Луису подгонять лимузин к опушке и встречать его там с полотенцами и холодным чаем. Назад в Кони-Ай*
[3]
, как он окрестил свое поместье, Бадди возвращался на колесах. Все же здоровье – это одно, а мазохизм, тем более публичный, совсем другое.
