– Я сам этим займусь, – сказал Родислав. – Я
маме не чужой человек, я любил ее, и она меня любила. Я выберу гроб, обивку,
венки и место на кладбище. Вам не нужно об этом волноваться.
Но Люба все рвалась сделать это сама, и Родиславу стоило
немалых усилий ее отговорить. В конце концов она сдалась, согласилась с
правотой мужа и осталась дома.
– Я поеду с папой, – заявил Коля, – я тоже
бабушку очень любил.
Он просто не хотел идти в школу, это было ясно, но в такой
момент никто не стал его упрекать. Не до того.
– Лучше останься дома с мамой и тетей Томой, –
сказал ему Родислав. – Ты же видишь, в каком они состоянии. Им нужно
помочь, за ними нужно ухаживать.
– А как? – растерялся подросток. – Я не умею.
– Учись, в жизни еще не раз пригодится. Держи под рукой
сердечные капли и успокоительные лекарства, давай им, если будут очень сильно
плакать. Заваривай чай, зови их покушать или чайку попить, задавай вопросы,
заставляй их все время что-нибудь делать, отвлекаться. Я помню, когда умер мой
отец, твоя мама прибежала и стала донимать меня и бабушку Клару разными
мелочами. Подбирала одежду для папы, искала ткань для зеркал, обзванивала
знакомых и нас заставляла вместе с ней этим заниматься. Я сначала ужасно
злился, мне казалось, что в такой момент нельзя думать о мелочах, а потом
понял, что мама была права и это помогает. А ведь ей было всего семнадцать лет,
она была чуть старше тебя. Так что ты остаешься с женщинами за главного, будешь
им опорой и защитой, я на тебя надеюсь.
– Хорошо, пап, я постараюсь, – ответил мальчик.
– В шесть часов сходишь за Лелькой в садик, и смотри,
чтобы она ничего не почувствовала, – предупредил Родислав. – Про то,
что бабушка умерла, – ни слова. Мы потом ей как-нибудь аккуратно объясним.
Знаешь что, пусть она лучше побудет у бабушки Клары, – решил он. – Я
сейчас позвоню ей, предупрежу, чтобы она забрала Лелю из садика и увезла к
себе, а ты оставайся с мамой и тетей Томой и ни на шаг от них не отходи.
Выполняй любую просьбу, любой каприз, и сам инициативу проявляй, не давай им
уходить с головой в рыдания, а то сердце сорвут. Попроси маму помочь тебе
решить задачки по математике, она в этом сильна, а у тети Томы спроси
что-нибудь по биологии, она когда-то очень биологией увлекалась. В общем,
действуй, сын, я на тебя полагаюсь.
Родислав не был до конца уверен, что тринадцатилетний Коля
осознает всю меру ответственности за двух ошеломленных внезапной утратой
женщин, но, с другой стороны, ему и самому было тринадцать, когда он
познакомился с Любой, и он очень хорошо помнил себя в этом возрасте. «Я был
достаточно взрослым, чтобы понимать такие вещи, – думал он. – А
нынешнее поколение подростков должно быть умнее и взрослее нас, у них же
акселерация. Ничего, справится».
После известия о смерти жены у Николая Дмитриевича
подскочило давление, да так сильно, что встал вопрос о немедленной госпитализации.
Родислав был уверен, что тесть лежит пластом, и хорошо еще, если к похоронам
оправится, но водитель служебной машины Головина, приехавший, чтобы отвезти
Родислава в бюро ритуальных услуг, сказал, что генерал находится на службе и
лично занимается кладбищем и вопросами транспорта. «Силен мужик, – подумал
Родислав. – Старая закалка. В нынешнее время таких наищешься. Если бы с
Любашей что-нибудь случилось, я бы, наверное, лег на диван лицом вниз и не
вставал. А этот на службу пошел, да еще с таким давлением. Силен!»
* * *
Шестилетнюю Лелю на похороны бабушки не взяли, Клара
Степановна отвела внучку утром в детский садик, а вечером забрала и привела
домой к маме и папе, когда те уже вернулись после поминок. Но все равно по
лицам родителей, брата и тетки и по их голосам она поняла, что что-то
случилось, что-то ужасное, горькое и болезненное, и моментально
затемпературила. Люба взяла больничный по уходу за ребенком и сидела дома
вместе с Родиславом, который до девятого дня на занятия в Академии не ходил. Он
успешно поступил в адъюнктуру и был прикреплен, как и хотел, к одной из
управленческих кафедр. Теперь ему как адъюнкту надлежало посещать занятия по
философии и иностранному языку для подготовки к сдаче кандидатских экзаменов,
но поскольку все знали, что майор Романов – зять замминистра, у которого только
что умерла жена, на прогулы смотрели сквозь пальцы. Родислав даже к Лизе не
ездил, целыми днями находясь рядом с женой.
Тамара уехала сразу после похорон – ее отпустили с работы
только на три дня, к ней была огромная очередь, записывались на месяц вперед.
Люба очень жалела, что сестры нет рядом, ей хотелось поговорить о маме, но она
понимала, что Тамара – единственный человек, которому эти разговоры
действительно важны и интересны. Можно было бы поговорить с Родиславом, он
слушал бы Любу и сочувствовал ей, но она понимала, что ему такие разговоры
будут в тягость. Люба была благодарна ему уже за то, что он находится рядом,
помогает с Лелей и никуда не уходит, и злоупотреблять его добрым отношением ей не
хотелось. «Какой он все-таки хороший, – думала Люба, глядя на мужа,
сидящего рядом с дочкой и читающего ей книжку, – он самый лучший на свете.
Ни один мужчина не может с ним сравниться. Как жаль, что он меня больше не
любит».
А вот с Олегом все оказалось сложнее и одновременно проще.
Он настойчиво звонил ей каждый день и просил приехать, а на все попытки Любы
объяснить, что у нее болеет дочь и вообще она в трауре, неизменно отвечал:
– Любушка, ну пусть твой благоверный посидит с
ребенком, а ты приедешь ко мне, развеешься, отвлечешься. Нам всегда так хорошо
вместе! Ну Люба!
Он не понимал и не желал понимать, что от горя можно
отвлечься делом, заботами, общением, но никак не похотью. Конечно, Люба поехала
бы к нему, если бы он был другим – умным, понимающим, тонким, таким, как Тамара
или Родислав, но он был не таким, он не понимал, что его веселый тон и
пошловатые приглашения «развлечься и развеяться» неуместны и бестактны. «Зачем
он мне? – с тоской думала Люба каждый раз, когда заканчивала разговор с Олегом
и вешала трубку. – Для чего? Меня даже не тянет к нему. Я по нему не
скучаю. В тяжелый момент жизни я не хочу его видеть. Он мне совершенно чужой,
посторонний красивый мальчик, который говорит мне комплименты и красивые слова,
не более того».
На девятый день Тамара приехала вместе с Григорием.
– Ты не волнуйся, – сказала она Любе, – мы
сегодня вечером уедем обратно. Ты поезжай на кладбище с папой и Родиком и
ничего не говори о том, что я приехала, а мы с Гришей сходим туда потом, после
вас, чтобы не сталкиваться.
– Господи, – сокрушалась Люба, – ну почему у
нас все так не по-человечески?! Почему на могилу к родной матери ты должна
ходить тайком?
– Потому что я не хочу, чтобы папа устроил
скандал, – спокойно отвечала Тамара. – Мне-то все равно, пусть
кричит, пусть хоть стреляет в меня, но рядом будете вы – ты, Родик, Гриша,
зачем вам эта головная боль? Я не хочу, чтобы скорбный день превратился в
отвратительную семейную свару. Светлая память потому и светлая, что ее не
принято пачкать разными дрязгами.
