– Люба с Родиславом очень сблизились за последнее
время. Они же за сына вместе переживают, и вообще, время настало трудное и
интересное, им есть о чем поговорить и что обсудить. Восемьдесят девятый год у
меня один из самых любимых в истории СССР. Ну да что я вам толкую, вы, поди, и
сами все знаете…
* * *
Войдя в квартиру, Люба занесла на кухню полиэтиленовый пакет
с продуктами и посмотрела на часы: она еще успеет сбегать в ремонтную
мастерскую, куда она на прошлой неделе сдала порвавшуюся сумку, свою любимую. И
единственную. Пока сумка в ремонте, ей приходится ходить на работу с пакетом, в
котором сиротливо болтаются кошелек, расческа, пудреница, патрончик губной
помады и зонтик. Пакет с ручками болтается где-то на уровне колена, и Люба все
время боится, что в транспортной давке найдется воришка-умелец, который
разрежет тонкий полиэтилен, а она ничего не почувствует. Сумка на длинном
ремешке куда надежнее, ее можно носить не на одном плече, как это делают
модницы, а перекинув через шею, тогда сама сумочка оказывается чуть спереди и
всегда на виду у хозяйки. Это, конечно, не так стильно, зато надежно, и на этом
всегда настаивает Родик, который постоянно рассказывает Любе о невиданном
доселе росте преступности в стране и требует, чтобы жена была максимально
осторожна и осмотрительна.
Эту черную сумочку из мягкой кожи подарила пару лет назад
Аэлла, и Люба влюбилась в нее с первого прикосновения к упругой бархатистой поверхности.
Сумочка, такая изящная и элегантная, оказалась на редкость вместительной, и
наряду с обычным «женским» набором в нее можно было даже засунуть пакет с
бутербродами, которые Люба брала из дома, чтобы съесть на обед, или книжку
небольшого формата. Поэтому, когда порвалась подкладка, Люба аккуратно подшила
ее на руках, а когда сломалась застежка-«молния», Люба не купила новую и не
засунула сумку на антресоли, как сделала бы раньше с явно ветшающей вещью, а
отнесла ее в ремонт.
Она не взяла с собой ни пакет, ни кошелек, просто сунула в
карман плаща квитанцию из мастерской и ключи.
Сумка была готова, Люба проверила, как работает «молния»,
нацепила ремешок на плечо и отправилась домой. Она не стала перекидывать пустую
сумку через шею, все равно в ней ничего нет, но можно хотя бы на протяжении
десяти минут почувствовать себя элегантной женщиной.
Она даже не заметила, откуда выскочил этот парень с мутными
и одновременно испуганными глазами, только почувствовала рывок и сильное трение
тонкого кожаного ремешка по плечу. Люба не успела осознать, что случилось, а
уже видела удаляющуюся спину грабителя. Она не кричала, не звала на помощь, не
пыталась догнать парня, она молча стояла посреди тротуара, не в силах
справиться с навалившимся на нее ступором. Через несколько мгновений она
увидела, как наперерез грабителю кинулся с противоположного тротуара моложавый
мужчина. Схватка была настолько короткой, что Люба ничего толком не
рассмотрела.
Мужчина подбежал к Любе и протянул ей сумку.
– Вот, возьмите.
– Спасибо, – пробормотала она, приходя в себя.
Мужчина при ближайшем рассмотрении оказался не моложавым, а
просто молодым, во всяком случае, Любе показалось, что он лет на десять младше
ее самой. Красивое лицо, но несколько помятое, какое бывает у выпивающих или у
тех, кто долгое время работает только в ночную смену, отличная фигура с
широкими плечами и узкими бедрами, подчеркнутая объемной короткой курткой с
широкой резинкой на талии и облегающими джинсами, густые темно-русые волосы.
Спаситель ее сумки казался сказочным героем, словно сошедшим с экрана западного
кинофильма или со страниц любовного романа, он был не только красив, но и
отважен, и быстр, и силен, и благороден. Он возник из ниоткуда, обезвредил
преступника и защитил прекрасную даму.
– Спасибо, – повторила Люба уже более уверенно,
рассмотрев мужчину. – Как я могу выразить вам свою благодарность? Вы
спасли мою любимую сумку, к тому же она у меня единственная, другой нет.
– Ваша улыбка и ваш взгляд – другой благодарности мне
не нужно, – галантно ответил мужчина. – Вы самая красивая женщина,
которую я когда-либо встречал, и оказать вам помощь – огромная честь для меня.
Засим позвольте откланяться.
Он картинно прищелкнул каблуками, сделал резкий кивок
головой, развернулся и быстро ушел. Люба с улыбкой покачала головой ему вслед.
Надо же, какие еще водятся на этом свете кавалеры!
Родислав пришел в тот день поздно, на работе в министерстве
случился аврал, готовили срочную справку для министра, который завтра в десять
утра должен был докладывать в ЦК о состоянии преступности в первом полугодии,
потом, как водится, слегка расслабились за бутылкой: антиалкогольную кампанию
благополучно свернули, и на рабочих местах снова зазвенели стаканы и запахло
дешевыми консервами. Пока Люба кормила мужа ужином, разговор вертелся, как и
все последние месяцы, вокруг Николаши, которого до сих пор не было дома,
который не звонил, ни о чем не предупреждал и вообще неизвестно, придет ли он
сегодня ночевать, и если придет, то здоровый и одетый или избитый и без куртки,
без часов или без бумажника. И только в первом часу ночи, когда сын наконец
соизволил вернуться, Люба вспомнила об инциденте с сумкой.
– Никогда бы не поверила, что бывают такие мужчины,
если бы своими глазами не видела, – со смехом сказала она
Родиславу. – Красавец писаный, молодой совсем, лет тридцати пяти,
прекрасно одетый, ему бы в кино сниматься, на сцену выходить, а он смотрит на
меня рыцарскими преданными глазами и разговаривает, как с прекрасной дамой. Ты
только представь, он сказал, что никогда не видел женщины красивее меня и что
моя улыбка и мой взгляд – лучшая благодарность для него. Умереть можно!
– Не вижу ничего смешного, – очень серьезно
ответил Родислав. – Ты действительно очень красивая женщина.
– Родик, мне сорок три года! Опомнись!
– Ты на два года моложе меня, – возразил
он, – но я-то не чувствую себя старым, значит, и ты для меня молода. И
вообще, Любаша, ты даже не представляешь себе, какая ты. Ты очень красивая, ты
роскошная, у тебя великолепная фигура, у тебя грудь, ноги, бедра – все даже не
на пять с плюсом, а на семь. У тебя густые волосы, огромные глаза, прекрасные
зубы. Ты просто себя недооцениваешь, а этот парень все увидел и все оценил. И
знаешь, я отлично его понимаю.
– Что ты понимаешь?
– Что он, глядя на тебя, голову потерял. Я бы тоже ее
потерял. То есть я хочу сказать… – Он замялся, подыскивая слова, смотрел в
угол комнаты и вдруг перевел взгляд прямо на Любу и выпалил: – Я ее потерял. Я
не понимаю, как я мог сделать то, что сделал. Я не понимаю, как я мог в здравом
уме и твердой памяти отказаться от тебя. Если бы ты только знала, как я жалею о
нашем с тобой договоре!
Она слушала мужа и не верила тому, что слышит. Что это,
раскаяние, просьба о прощении или предложение начать все заново? Или просто
набор слов, ничего не значащий и ни к чему не обязывающий, продиктованный
единственно желанием сказать жене что-нибудь приятное? Как угадать, какие
именно слова Родик хочет услышать в ответ? За четверть века супружеской жизни
Люба ни разу не усомнилась в том, что понимает Родислава, она всегда точно знала,
что он чувствует и чего хочет, и все, что она делала или говорила,
соответствовало его стремлениям и желаниям. За двадцать пять лет она ни разу не
ошиблась. А теперь вот засомневалась. Надо сделать вид, что не понимаешь, о чем
речь, это даст Родику возможность или отыграть назад, или пойти дальше, и тогда
она будет знать точно, как ей поступить, чтобы ему было хорошо.
