– Родинька, но ведь договор предложила я, –
осторожно напомнила Люба. – Ты считаешь, что я была не права?
– Нет, что ты, – горячо заговорил он. – Это я
был не прав.
– В чем?
– В том, что согласился. Не надо было мне соглашаться!
Не надо, – повторил он голосом, полным отчаяния и в то же время какого-то
непонятного возбуждения. – Из-за этого проклятого договора я даже не смею
прикоснуться к самой красивой и самой лучшей женщине на свете. Вот о чем я
жалею.
Из комнаты Николаши послышался стон, и Люба немедленно
вскочила и побежала смотреть, что с сыном. Вернулась она через минуту.
– Ну что там? – с тревогой спросил Родислав.
– Ничего страшного. Просто много выпил. Наверное,
что-то неприятное приснилось. Пойдем спать?
– Конечно.
Люба отправилась в ванную, разделась, встала под душ. Она
никак не могла справиться со смятением. Родислав совершенно недвусмысленно дал
ей понять, что… И что ей с этим делать? За одиннадцать лет, которые они прожили
после заключения договора, она отвыкла от близости, а за последние пять лет
привыкла не хотеть ее и не думать об этом. Ей всего сорок три года… Или уже
целых сорок три? Она успела забыть и вкус поцелуев, и ощущение горячих рук на
своем теле, и запах мужского дыхания, тот особенный запах, который появляется
только в интимной ситуации. Хочет ли она всего этого снова? Нужно ли ей это?
Она вспомнила разговор с сестрой, вспомнила ее вопрос: а нужно ли тебе это? И
свой ответ: моему телу это не очень нужно, а вот душе – очень. А как сейчас?
Любу зазнобило, она повернула кран, сделала воду погорячее. Сейчас тело молчит,
оно уже ничего не хочет, а душа рвется к Родиславу и к тому восхитительному
ощущению собственной красоты и желанности, которое когда-то щедро дарил ей
мальчик из отдела снабжения по имени Олег. Ну и пусть тело молчит, все равно
она уступит желанию мужа, раз и он, и ее душа этого хотят.
Люба отдернула пластиковую штору и посмотрела на себя в
зеркало. Родислав наговорил ей сегодня кучу комплиментов, хвалил ее фигуру,
грудь, ноги, бедра, но ведь в последние годы он вообще не видел ее без одежды,
Люба проявляла деликатность – договор так договор! – и не появлялась на
глаза мужа обнаженной, даже в самые жаркие летние месяцы спала в ночных
сорочках или пижамках. Родислав просто не представляет себе, что скрывается за
тщательно подобранными и хорошо сидящими костюмами, платьями, юбками и брюками.
Когда-то полная и высокая грудь обвисла и уже не выглядела такой упругой и
соблазнительной, округлый живот покрылся слоем жирка, и на нем стали заметны
послеродовые растяжки, на ногах проступила красная сетка мелких сосудов, а под
коленками стали заметны синие вены. Как показаться ему в таком непривлекательном
виде? Он думает, что Люба за эти одиннадцать лет не изменилась, что она под
одеждой такая же, как была когда-то, а на самом деле она постарела и подурнела.
Кожа под подбородком и на шее становится дряблой, уже видны глубокие поперечные
морщины, которые она старательно прячет за шарфиками, косыночками и высокими
воротниками блузок и свитеров. И на внутренней стороне локтей, когда сгибаешь
руку, собираются противные мелкие сухие морщинки. Нет, невозможно, чтобы
Родислав увидел все это. И дело не только в том, что она стесняется. Дело
главным образом в том, что если он действительно сейчас хочет ее, то он хочет
другую Любу, придуманную, живущую в его памяти, но в реальности не
существующую. Даже если в нем сейчас появилось откровенное желание, то при виде
настоящей постаревшей и подурневшей жены это желание мгновенно исчезнет,
оставив после себя отчаяние и неловкость. Неловкость, конечно же, достанется
Любе, но она-то как-нибудь с ней справится, а вот отчаяние станет уделом ее
любимого мужа, который усомнится в собственной потенции, и это будет ударом, от
которого он, может быть, будет долго приходить в себя, а возможно, и вовсе не
оправится.
Она задернула занавеску и сделала воду еще горячее.
Родислав осторожно постучался в дверь ванной.
– Любаша, у тебя все в порядке?
– Да, – громко и по возможности уверенно ответила
она. – А в чем дело?
– Ты так долго… Я испугался, что что-то случилось. Ты
скоро?
– Уже иду. Не говори громко, Лельку разбудишь.
Он ее ждет. Он волнуется. Что же делать? Как поступить?
Она вышла из ванной и увидела, что из-под двери комнаты
пробивается полоска света. Родислав лег и оставил бра включенным. Он всегда
поступал так раньше, еще до договора, потому что любил смотреть на Любу в
минуты близости. После договора он стал выключать свет, и Люба, всегда
ложившаяся позже мужа, укладывалась в темноте. Сегодня свет снова горел, и это
совершенно недвусмысленно свидетельствовало о намерениях Родика. Люба замерла
перед дверью: у нее остались последние мгновения для принятия решения, и это
решение не имеет права быть неправильным. Она не может позволить себе
ошибиться, слишком многое поставлено сейчас на карту. Ему сорок пять лет. У
него наверняка, кроме Лизы, были и другие женщины, Люба не столь наивна, чтобы
думать, будто здоровый нормальный мужчина может так долго обходиться без секса,
а ведь Родислав перестал ночевать у Лизы четыре года назад. Другие женщины.
Наверняка молодые и привлекательные, с гладкой кожей и упругим телом. И сейчас
Родик начнет сравнивать жену с ними и поймет, что не хочет ее. Он не сможет
осуществить свое желание, которое, конечно же, немедленно пропадет, оставив у
них обоих отвратительный осадок.
Люба глубоко вздохнула и взялась за ручку двери. Родислав
лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел на нее. Она быстро скинула
пеньюар и, оставшись в красивой шелковой сорочке, скользнула под одеяло и
погасила свет.
– Спокойной ночи, Родинька. Отдыхай, мой хороший. С
этими Колькиными загулами ты совсем не высыпаешься.
Люба повернулась к мужу спиной и постаралась сделать так,
чтобы он не заметил, что она плачет.
* * *
Родислав не мог понять, какое чувство в нем сильнее: злость
на себя за то, что не смог донести до жены свои желания, или досада на Любу,
которая эти желания не увидела, не услышала и проигнорировала. Он почему-то был
уверен, что все получится легко и просто, так же, как получалось когда-то
прежде: он проявит намерение – и Люба с готовностью откликнется. В последние
месяцы у него и сомнений не возникало в том, что она непременно откликнется,
они стали очень близки, так, как никогда не были раньше. Они вместе волновались
за Кольку и ждали его, сидя на кухне и то и дело заваривая свежий чай, они в
январе вместе сходили в Третьяковку на выставку Малевича, а в марте – на
премьеру в новый театр Райхельгауза, они в последний год часто вместе смотрели
телевизор – и трансляции с Первого съезда народных депутатов СССР, и сеансы
Кашпировского и Чумака, которые привели и Любу, и Родислава в полное недоумение
– они ничего не почувствовали и не поняли; Родислав даже посмотрел несколько
серий «Рабыни Изауры», а остальные серии, конечно, не все, а только те, которые
смогла посмотреть, ему пересказывала жена, и он с удовольствием слушал ее,
потому что рассказчицей Люба была замечательной, она обладала удивительным чувством
юмора и сопровождала повествование о злоключениях несчастной девушки такими
комментариями, что Родислав буквально корчился от смеха. Они много
разговаривали, обсуждали текущие события в стране: митинг сотрудников
академических учреждений в поддержку академика Сахарова; вывод советских войск
из Афганистана и дискуссию об «афганском синдроме»; опубликованную в «Правде»
карту радиоактивного загрязнения, вызванного аварией на Чернобыльской АЭС;
гибель подводной лодки «Комсомолец»; разгон демонстрации в Тбилиси и танки,
дубинки и саперные лопатки на проспекте Руставели; волнения в Армении и
Нагорном Карабахе; вывод советских частей из ГДР; возвращение гражданства Юрию
Любимову и многое другое. Восемьдесят восьмой и восемьдесят девятый годы были
богаты событиями, страну сотрясали перемены, и супруги Романовы всегда находили
о чем поговорить. Они даже вместе сходили в первый в Москве «Макдоналдс» на
Пушкинской площади и выстояли многочасовую очередь, очень уж любопытно было
посмотреть и попробовать ту самую заморскую еду, про которую так много раз они
читали в книгах.
