– Но и Лелька ее внучка, а мама явно Кольку любит
больше.
– А ты ревнуешь?
– Кто? Я? – Родислав рассмеялся. – Вообще-то
ты права, мне за Лельку обидно.
Любе на мгновение показалось, что так было всегда, так есть
и так будет: Родислав пришел с работы, она кормит его ужином, и они обсуждают
детей. Только так и может быть в нормальной семье, где царит любовь и взаимное
доверие. И никаких чудовищных, страшных и невероятно глупых договоров.
– Ты о чем-то хотел поговорить со мной? – спросила
она. – Давай сейчас, пока Клара Степановна смотрит телевизор.
Родислав отодвинул пустую чашку, потом зачем-то придвинул ее
снова к себе.
– Налей мне еще чайку, только погорячее, я руки
погрею, – попросил он.
Люба налила в чашку заварку, добавила кипятку. Родислав
обхватил чашку ладонями.
– У нас с Лизой будет ребенок, – выпалил он, не
глядя на жену.
«У нас». Не «у Лизы», а «у нас с Лизой». Люба почувствовала,
как мир рушится вокруг нее.
– И что теперь будет? – тихо спросила она. –
Ты уйдешь к ней?
– Конечно, нет. Мы же с тобой договорились. Просто
теперь мне придется больше времени проводить с ней. И деньги… Ей нужны
витамины, фрукты. Я буду давать ей больше денег. Если ты не возражаешь, –
добавил он, по-прежнему не глядя ей в глаза.
– Какое я имею право возражать? Я тоже была беременной,
даже два раза, и хорошо помню, как важно мне было твое внимание и твоя забота.
И насчет витаминов и фруктов ты прав. Вот только насчет времени… Не знаю,
Родинька, как это устроить. Ты и так бываешь у Лизы достаточно часто, и пока
твоя мама здесь, мы сильно рискуем. Ей не нравится, что ты почти каждый день
задерживаешься на работе, у тебя теперь опять партсобрания, банкеты, юбилеи и
Ленинская библиотека, – Люба горько усмехнулась.
– Прости меня, – негромко сказал Родислав.
– За что? Мы же договорились.
– Не за это. Я нагружаю тебя своими проблемами. В любом
случае наши с тобой дети не должны от этого страдать.
– А твой ребенок от Лизы? Он что, должен страдать?
– Не знаю… Черт, черт, черт! – Он схватился руками
за голову. – Я ничего не знаю. Я ничего не понимаю. Я не могу ее бросить.
– Не бросай. Она родит ребенка, и ты будешь помогать
его воспитывать. Я тебе обещаю, Родинька, я не буду тебе мешать.
«Он не может ее бросить! – В голове у Любы все
смешалось, перед глазами бегали черные мушки, и ей казалось, что она стала хуже
видеть. – Почему? Потому что ребенок? Или потому, что слишком сильно ее
любит? В любом случае теперь ЭТО никогда не кончится. Какая я дура! Зачем я
предложила ему этот договор?! Как у меня язык повернулся? Но ничего другого я в
тот момент сказать не могла, он хотел, чтобы было именно так, как я ему
предложила. Все мужчины многоженцы по сути своей, они не выносят моногамии, и
только та женщина, которая может с этим смириться, имеет шанс удержать мужа
возле себя. Я не хотела развода, я хотела, чтобы у моих детей был отец, и не
приходящий, а нормальный, постоянный, я хотела, чтобы Лелька росла здоровой и
спокойной, я хотела, чтобы рядом с Колькой находился строгий и сильный мужчина,
который мог бы хоть как-то повлиять на него. Но при этом я думала, что больше
не люблю Родислава, и хотела дурацкой свободы для встреч с Олегом. И еще я
хотела, чтобы у Родика все было хорошо, но понимала, что мой папа не простит
ему развода и загубит его карьеру. Мне нужно было сохранить брак на любых
условиях, и я эти условия придумала. И только на этих условиях Родик остался со
мной. При всех других вариантах он ушел бы от меня».
– Родик, у вас в Академии знают про ваш роман?
– Кажется, нет. Мы с самого начала были очень
осторожны.
– Смотри, ведь папа может узнать. Может быть, твоей
Лизе имеет смысл перейти работать в другое место? Про беременность рано или
поздно узнают, встанет вопрос: кто отец? Любопытных много, и кто-нибудь
обязательно вспомнит, как вы вместе ходите в столовую или до метро. От глаз не
спрячешься.
Она знала, о чем говорила. О ее романе с Олегом судачило все
заводоуправление, и только договор с Родиславом позволял Любе сохранять
спокойствие и не волноваться о том, что сплетни дойдут и до мужа. Но в Академии
– совсем другое дело. Там работает масса людей, которые общаются с сотрудниками
Министерства, и разговоры о внебрачном ребенке майора Романова, зятя
замминистра Головина, обязательно дойдут до генерала.
– Мы никуда не ходим вместе, – ответил Родислав
угрюмо. – Думаешь, я всего этого не понимаю? Мы встречаемся только у нее
дома. Но все равно ты права. Надо Лизе перейти на другую работу.
«Она не захочет, – вдруг подумала Люба. – Ей не
нужна другая работа. Ей нужна именно эта работа, потому что Академия – это ее
шанс на то, что генерал Головин рано или поздно узнает правду и выгонит Родика
из нашей семьи. Тогда он достанется ей. Я не могу этого допустить».
– Хочешь, я помогу ей с работой? – предложила она. –
Поговорю с Аэллой, скажу, что Лиза – моя приятельница, я ведь всегда хорошо
знаю всех, с кем ты работаешь, так что Аэлла не удивится. А уж она-то наверняка
найдет хорошее место, с которого Лиза спокойно уйдет в декрет. У Аэллы куча
возможностей и много связей.
– Ты действительно готова помочь? – вскинул голову
Родислав.
– Конечно. Мы же друзья, – Люба постаралась
улыбнуться как можно доброжелательнее. – И наша с тобой общая задача –
сделать так, чтобы папа ничего не узнал. Ему и так тяжело, сперва Тамара, потом
мама… Если еще и мы с тобой выступим, он не вынесет. У него после мамы был
гипертонический криз, а это прямая дорога к инсульту.
Никто не должен знать, как ей больно. Никому она не может
рассказать, что после разрыва с Олегом стала любить своего мужа во сто крат
сильнее, чем прежде, и каждый его визит к любовнице для Любы пытка
нечеловеческая, боль огненная, выжигающая все внутри. Если бы у души были
мышцы, Люба сказала бы, что эти мышцы сводит судорогой. Она очень любила мужа,
и она очень любила отца. И она готова была терпеть любую боль и любое унижение,
лишь бы этим двум мужчинам было хорошо, лишь бы один из них не нанес удар
другому.
* * *
На этот раз Змея звать не пришлось, он явился сам, выполз
из-за пня, едва улегся ветерок, поднятый крыльями улетевшего за новой дозой
информации Ворона.
– Как тебе это нравится? – ехидно спросил
он. – Твой Родислав собирается жить на две семьи. Допрыгался.
– А что ему делать? – заступился за Родислава
Камень. – Бросить Любиных детей, чтобы растить Лизиных? Или наоборот?
– Опять же зришь в корень, – одобрительно покачал
головой Змей. – Дети всегда делают ситуацию безвыходной. Об этом надо
помнить. А те, кто забывает, что от секса бывают дети, рано или поздно
оказываются в ситуации, из которой ни ты, философ доморощенный, ни я, битый
жизнью мудрец, выхода никогда не найдем, потому что его нет. И быть не может.
Можно выбирать между двумя женщинами, между двумя или даже тремя местами работы
или жительства, между синим костюмом и белым – это всегда выбор. А вот между детьми
– это не выбор, и сделать его без ущерба для совести невозможно. Дети – они и
есть дети, независимо от того, кто их родил, и любое решение должно приниматься
только в их пользу. Потому я и говорю, что Родислав твой допрыгался. Надо было
ему Лизу-то давно бросить, еще тогда, когда ему Люба договор предложила.
