Увидев, как выходят Романовы, мужчина прошел через кусты и
спрятался за деревом прямо рядом с их машиной.
– Кто же нас теперь кормить будет? – слезливо
причитала пожилая женщина. – Ведь на тринадцать лет упекли! Еще какую-то
особую жестокость придумали! Ларке-то только-только десять исполнилось, это ж
еще шесть лет на материну пенсию ее содержать, пока она школу не закончит, а
она даже работать не сможет.
«Значит, его посадили, – подумал мужчина. –
Значит, все кончено».
– Еще рано отчаиваться, – сказал Романов. –
Подождите, вот адвокат составит кассационную жалобу, и суд более высокой инстанции
рассмотрит все материалы дела. Может быть, они придут к выводу, что вина
Геннадия не доказана, и направят дело для проведения дополнительного
расследования. А может быть, они решат, что суд вынес слишком суровое
наказание, и дадут поменьше.
«Если дадут поменьше, то это ладно, – подумал
мужчина. – А дополнительного расследования мне не надо».
– Генька тоже дурак тот еще, – продолжала сетовать
пожилая. – Нет чтобы в последнем слове покаяться, попросить прощения,
сказать, что он все осознал, про Ларку бы вспомнить, чтобы судью разжалобить,
так нет, уперся в свое: я не убивал, ночью дома не был, ничего не знаю, я не
виноват. Ну вот и получил.
Мужчина стоял за деревом и задумчиво смотрел вслед
удаляющейся белой машине Романова. Он пытался осознать то, что услышал, и
решить для себя, плохо это или хорошо.
Однозначного ответа у него не было.
* * *
19 июля 1980 года в Москве открылись Олимпийские игры,
а 25 июля умер Владимир Высоцкий. Похороны Высоцкого состоялись 28 июля, как
раз в день рождения Даши, которой исполнился годик. Родислав заранее обговорил
с Любой эту дату: он хотел провести весь день с Лизой и ребенком. Но 27 июля,
за сутки до дня рождения, в Академию МВД была спущена команда направить
слушателей и адъюнктов на охрану общественного порядка в место проведения
панихиды по Высоцкому, в место захоронения, на Ваганьковское кладбище, и по
маршруту следования траурной процессии. Есть оперативные данные о том, что
провожать в последний путь любимого артиста и поэта соберутся тысячи людей.
Родислав пытался как-то договориться на кафедре, но ничего не получилось: лето,
время отпусков, большинства адъюнктов нет в Москве, поменяться не с кем, а
численность выставить надо.
– Ну вот, начинается, – недовольно сказала Лиза,
когда он сообщил ей по телефону, что день рождения дочери ей придется провести
без него.
– Лизуня, но ты же сама работала в Академии, ты же
знаешь все эти дела.
– И почему все эти дела должны у тебя случаться именно
тогда, когда ты мне обещал провести с нами целый день?
– Но я же не виноват, что похороны Высоцкого…
– Ты всегда не виноват. И в том, что у тебя внебрачный
ребенок, с которым ты не можешь даже день рождения провести, ты тоже не
виноват. Долго я буду это терпеть?
Лиза быстро закипала, и Родислав не знал, как успокоить любимую.
Она вообще такая взрывная, темпераментная, вспыхивает по малейшему поводу, как
спичка.
– Лизуня, я тебе обещаю, как только мы освободимся, я
сразу же приеду.
– Можешь не надрываться, без тебя обойдусь! –
выкрикнула Лиза и бросила трубку.
В последнее время такие вспышки случались с ней все чаще, и
Родислав для себя объяснял их тем, что Лиза очень устает с малышкой и нервы у
нее на пределе. В первый момент Родислав почти обиделся, решил никуда не
ездить, вернуться после мероприятия домой, но по мере тупого стояния на
отведенном месте, скучая и изнывая в шерстяном мундире от жары и желания
присесть, он понял, что обижаться на усталую и измученную женщину – глупо и
недостойно. Конечно, он поедет к Лизе, как и собирался.
Освободившись, он нырнул в припаркованную неподалеку,
раскалившуюся на солнце машину и уже через полчаса входил в квартиру Лизы.
– Родик! – Лиза, веселая и раскрасневшаяся,
бросилась ему на шею.
Родислав поцеловал ее и почувствовал сильный запах алкоголя.
– Ты пила? – удивился он. – Одна?
– Ну почему обязательно одна? С подружкой. У меня
праздник, и если ты не можешь провести его со мной, что же мне, одной тут
куковать? Пригласила подружку, мы с ней выпили по чуть-чуть.
В комнате Родислав увидел две пустые бутылки из-под
шампанского.
– Это называется «по чуть-чуть»? – с упреком
сказал он. – Вы же по бутылке на брата уговорили.
– Ой, ну что такого-то? – Лиза скорчила забавную
мину и принялась щекотать Родислава. – Это же не водка, это всего лишь
шампанское. Зато у меня настроение такое – весь мир готова любить. И тебя тоже.
Она распахнула легкий короткий халатик и продемонстрировала
Родиславу кружевное белье, которое не надевала уже очень давно.
В этот вечер все было почти так же, как когда-то, когда еще
не было Дашеньки и Лиза не была беременна. Снова Родислав ощущал в своих
объятиях огонь, трепет и неподдельную страсть. И впервые за долгое время
годовалая Даша спокойно лежала в своей кроватке, не капризничала и не плакала.
Девочка впервые подала голос, только когда они уже разнеженно валялись в
постели, едва прикрытые тонкой простыней.
– Дашку пора кормить, – сказала Лиза,
поднимаясь. – Ты полежи еще, не вставай.
Взяв малышку из кроватки, Лиза дала ей грудь.
– Ты что делаешь?! – почти закричал Родислав.
– Кормлю ребенка, – безмятежно улыбаясь, ответила
Лиза.
– Ты же пила! Ты выпила целую бутылку шампанского!
Немедленно прекрати! Дай ей детскую смесь или еще что-нибудь, но только не
грудь. Лиза! Ты меня слышишь?
– Перестань выступать, ребенка напугаешь, –
спокойно ответила она. – Подумаешь, шампанское! В нем и градусов-то нет,
так, сладкая водичка. И потом, это было два часа назад, даже почти три, все уже
выветрилось.
– Лиза! Прекрати немедленно!
Он кинулся к ней и попытался вырвать дочь из рук Лизы, но
девочка испугалась и начала кричать.
– Отойди! – Лиза рассердилась и изо всех сил
отпихнула Родислава. – Видишь, ребенок нервничает. Ты ее напугал. Что ты
за мужик такой, а? Ничего не можешь, только командуешь, кричишь, ребенка
пугаешь. Толку от тебя никакого. Не муж, не отец, а контролер бессмысленный.
Дашунчик, мой сладкий зайчик, – засюсюкала она, наклоняясь к
дочери, – не слушай его, он дурак, он ничего не понимает, и вообще он нам
с тобой никто, чужой дядька. Мы с тобой не будем его слушать, да? Мы с тобой
будем сосать мамино молочко, такое вкусненькое, такое сладенькое, да? И не
нужны нам с тобой никакие чужие дядьки, которым нужно только одно и которые
только и умеют, что права качать, а ведь никаких таких прав у них нет, да, мой
чудесный мышоночек? Мы будем пить молочко с шампанским, нам будет вкусненько, и
мы будем веселенькие и добренькие, да, моя красавица?
