– Кольку замели за спекуляцию.
– Ка-ак?! – ахнула Люба, опускаясь на
кровать. – Когда?
– Сегодня. Пришлось идти в милицию выцарапывать его из лап
правосудия. Его чуть было на учет не поставили. Нам всем только этого не
хватало. Если бы твой отец узнал, его инфаркт бы хватил.
– Господи! – Люба схватилась за сердце. – Что
же это такое? Чем он спекулировал?
– Пытался продать книги, которые дед подарил ему на
день рождения. Строго говоря, это, конечно, не спекуляция, для состава нужна
скупка с целью перепродажи, а скупки не было, он свое продавал. Но сам факт
торговли с рук, да еще в его возрасте… Одним словом, ничего хорошего. Зато
теперь он подлизывается изо всех сил. Он очень помог мне с Ларисой.
– В каком смысле? – удивилась Люба.
– Лелька чуть истерику не закатила, ей, видите ли,
Лариса не нравится. А Коля взял все на себя, и Лельку приструнил, и гостью
развлекает. Знаешь, я начинаю понимать наших мам, и твою, и мою: на него
невозможно долго сердиться, он как-то легко находит путь к прощению. Я был так
зол на него, когда сидел в милиции и уговаривал спустить все на тормозах, чтобы
дед не узнал! И пока домой шел – думал: приду – убью. А теперь вот тебе
рассказываю, а сам хочу, чтобы ты не сердилась и его чтоб не ругала. Хочу,
чтобы вечер прошел мирно и радостно. И куда вся злость делась?
Люба повесила костюм в шкаф и переоделась в домашнюю одежду.
– Я не буду его ругать, – улыбнулась она. – И
сердиться не буду. Сейчас приготовим ужин, сядем все вместе за стол и устроим
добрые вечерние посиделки с чаем, плюшками и телевизором. Хорошо, что Лариса
пришла, пусть девочка побудет в нормальной обстановке, среди других детей, а то
она все с бабкой да с бабкой. Если бы не мы с тобой, она бы жила с отцом…
– Любаша, не надо, – жалобно попросил
Родислав. – У меня и так до сих пор все внутри болит.
– У меня тоже, – вздохнула она. – Мы с тобой
виноваты, и вину надо как-то искупать. Мы должны делать для Ларисы все, что
можно. И для Татьяны Федоровны тоже.
Пока готовили ужин, Леля так и не вышла из детской. За
столом она сидела молча, быстро поела и, сославшись на недоделанные уроки,
снова ушла. В остальном же вечер прошел именно так, как хотелось
Родиславу, – мирно и весело, Коля и Лариса помогли Любе убрать со стола и
помыть посуду, после чего за накрытым скатертью столом в гостиной играли в лото
и вполглаза смотрели телевизор.
Когда ложились спать, Родислав завел разговор об отдельных
комнатах для детей.
– Я согласна, Родинька, это необходимо, но мы пока не
можем себе этого позволить. Если разводить детей по разным комнатам, а нам с
тобой переселяться в гостиную, придется менять всю мебель. Нашу спальню надо
будет продавать, покупать в гостиную новый диван, раскладной, и обставлять
комнаты детей. У нас нет на это денег.
Родислав смущенно умолк. Он как-то ухитрился на этот вечер
забыть о том, что существенная часть их общего бюджета уходит к Лизе и
Дашеньке.
– Но ведь это не навсегда, – оправдывался
он, – еще четыре месяца – и Лиза выйдет на работу. Тогда с деньгами станет
посвободнее. В конце концов, мебель можно оформить в кредит.
– Можно, – согласилась Люба. – Если мы с
тобой решили переселять детей, то надо уже сейчас думать о мебели, заранее. Я
поговорю на работе, узнаю, на что можно встать в очередь. Кажется, мне
говорили, что у нас будут распределять хорошие румынские диваны. Нужен будет
нормальный письменный стол для Лели, и кровать ей тоже нужна новая, она быстро
растет, у нее уже ножки упираются в спинку дивана. И книжные полки надо
покупать, хорошо бы югославские, а то наши, советские, такие громоздкие,
страшные… Ничего, я завтра же начну всем этим заниматься.
– Я тоже подключусь, – пообещал Родислав, – у
одного моего знакомого жена, кажется, как-то связана с мебелью. И Аэллу можно
попросить, она что угодно достанет.
– Да, правильно. Родик, а что наша Лелька имеет против
Ларисы? Чего они не поделили?
– Да я не понял. Лелька твердит одно: она плохая, злая,
я ее не хочу. И ничего не объясняет.
– Вообще-то у Лельки чутье, – задумчиво произнесла
Люба. – Может быть, эта девочка и в самом деле с гнильцой? Мы с тобой пока
ничего не видим, а Лелька уже чувствует.
– Все может быть. Но разве это имеет значение? Мы
виноваты и должны искупать свою вину, какая бы Лариса ни была.
– Ты прав. Давай спать, Родинька.
* * *
– Ну и чего, починили они бабке телевизор?
– Фу, – презрительно фыркнул Ворон, – какая
ерунда тебя интересует! Что тебе с того телевизора?
– Нет, – упрямо возразил Камень, – это
принципиально. Я должен понимать, до какой степени Романовы готовы брать на
себя проблемы соседей.
– Да готовы они, готовы. На другой день Люба позвонила
в ателье, вызвала мастера, попросила Родислава поприсутствовать, когда тот
придет, и расплатиться с ним. Доволен?
– Вполне. Ты еще про Лизу мне не сказал.
– А чего про нее говорить? Сидит с малышкой, ждет
Родислава, к его приходу старается быть красивой, но все равно периодически
срывается и устраивает ему сцены.
– Пьет?
– Ну… – Ворон задумчиво поднял голову и нацелился клювом
на ползущую по дубовому листу гусеницу. Поразмышлял немного, потом сделал
быстрое незаметное движение, склюнул длинное зеленоватое тельце, проглотил,
потряс головой. – У людей это называется «попивает».
– Это как же? – заинтересовался Камень.
– Ну так, по чуть-чуть. Шампанское она, понимаешь ли,
любит. Но и от рюмочки коньячку не отказывается. Нет, это не то чтобы каждый
день и помногу, так, от случая к случаю, под настроение.
– Что же, она и ребенка грудью продолжает
кормить? – ужаснулся Камень.
– Да нет, не волнуйся, у нее уже молоко закончилось.
Она смесями кормит, детским пюре, в общем, все как положено. И ты не думай, она
пьяная не валяется, просто позволяет себе расслабиться с подружками. Ей же
скучно целыми днями одной, Родислав приезжает два-три раза в неделю, а
остальное время ей даже поговорить не с кем. Вот она и приглашает к себе
подружек всяких, когда одних, когда с кавалерами, и под хорошую беседу
позволяет себе принять граммулечку. Что в этом плохого?
– В самом факте – ничего, – очень серьезно ответил
Камень. – Но плоха тенденция. Раньше она, как я понял из твоих рассказов,
пила только шампанское и только с Родиславом, а теперь и коньяк в ход пошел, и
общество другое. Не нравится мне это.
– Да брось ты, – Ворон щелкнул клювом для обозначения
беззаботности. – Ничего страшного, если женщина поднимает себе настроение
в разумных рамках.
– А что Родислав? Написал он свою первую главу?
