– Пусть приходит, – повторила она, без особого,
впрочем, энтузиазма, однако Татьяна Федоровна ничего не заметила.
– Вот спасибочки! А ты в какой магазин идешь? В
гастроном? Может, кефирчику для меня захватишь?
– Я в «Детский мир» еду, – пояснила Люба. –
Нужно детям кое-что на лето прикупить.
– Дает же бог кому-то заботливых родителей, –
запричитала Кемарская. – Вот уж вашим деткам повезло так повезло. А
моей-то сиротиночке никто платьишка нового не купит, так в обносках и ходит,
нечастная, видно, судьбинушка у нее такая…
Выбирая одежду для Лели и Николаши, Люба все вспоминала
Кемарскую. Конечно, ей придется теперь купить что-то и для Ларисы, хотя то, что
девочка ходит в обносках, – неправда. Люба постоянно покупает ей одежду,
ничего лишнего, конечно, но то, что носит Лариса, – добротное и красивое.
Нельзя сказать, что они с Родиславом плохо заботятся о соседской девочке. «Все
равно, сколько бы мы ни делали для нее – всегда будет мало, – думала Люба,
перебирая юбочки и блузки. – Мы лишили ее отца, который отбывает наказание
за чужую вину, сидит за преступление, которого не совершал. Мы очень виноваты
перед этой девочкой и будем расплачиваться за свою вину долгие годы, а может
быть, и всю оставшуюся жизнь. Мы спасли свою семью ценой свободы ее отца. И нет
нам прощения». Иногда, правда, Любу посещала спасительная мысль о том, что
виноваты во всем не только они с Родиславом, но и следствие, и суд, которые не
смогли как следует разобраться в деле и отправили за решетку невиновного, но
мысль эта желанного облегчения не приносила. Она остро чувствовала свою вину и
готова была платить по всем счетам, причем не только по своим.
Она оплатила покупки и поехала домой.
Картина, которую она застала дома, могла бы считаться вполне
идиллической. Татьяна Федоровна сидела на диване, откинувшись на подушки, а
Родислав, Леля и Лариса читали вслух по ролям «Кошкин дом» Маршака. Эдакий
домашний театр, только без костюмов. Люба вручила девочкам обновки, и Леля,
приученная к порядку и сдержанности, сразу унесла свои вещи и сложила в шкаф, а
Лариса с детской непосредственностью бурно выражала восторг и тут же принялась,
не стесняясь, переодеваться в новое, чтобы примерить.
– Лелька, смотри, какая у меня юбочка!
– Очень красивая, – вежливо согласилась Леля.
– А у тебя такой нет!
Леля промолчала, но тут вмешалась бабка Кемарская.
– Ларочка, скажи тете Любе большое спасибо. Поклонись
вот так, в пояс, – не вставая с дивана, она попыталась изобразить поясной
поклон, – да пониже, пониже, не переломишься, и скажи: «Большое спасибо,
тетя Люба, за вашу доброту».
Любе стало противно, и она попыталась перевести все в шутку.
– Большое пожалуйста, – со смехом ответила она,
тоже низко кланяясь. – Давайте-ка ужинать, дорогие мои.
– Я не хочу ужинать, я хочу еще кофточку
померить! – закричала Лариса. – Смотри, Лелька, какую мне тетя Люба
кофточку купила. У тебя такой нет.
– У меня такой нет, – неслышно, одними губами
повторила за ней Леля и ушла в свою комнату.
Люба почуяла неладное. Надо было срочно разобраться.
– Все за стол! – захлопала она в ладоши. –
Все дружно идем на кухню.
Она перехватила Родислава и шепнула ему:
– Поставь, пожалуйста, еду греться, там все
приготовлено, а я зайду к Леле. Что-то мне не нравится, как она ушла.
Леля лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене.
– Что с тобой, Лелечка? Тебе нездоровится? – с
тревогой спросила Люба.
– Я не хочу, чтобы у Лариски были такие вещи, каких у
меня нет.
– Почему? Ты хочешь, чтобы вы были одеты одинаково, как
близнецы?
– Нет, так я тоже не хочу.
– А как же тогда? Скажи мне, как ты хочешь, чтобы было.
– Я хочу, чтобы она не хвасталась, что у нее есть, а у
меня нет.
– Это другое дело, – с улыбкой возразила Люба,
присаживаясь на кровать рядом с дочерью и беря ее за руку. – У вас всегда
будут разные вещи. Всегда у тебя будет что-то, чего нет у Ларисы, а у нее будет
что-то другое, чего нет у тебя. Это нормально. У всех людей вещи разные. А вот
то, что Лариса хвастается, – это другой вопрос. Лариса не похожа на тебя,
она выросла в другой семье, с другими родителями, ее воспитывали не так, как
тебя. Она другая, понимаешь?
– Она плохая, злая и глупая, – упрямо ответила
Леля.
– Нет, Лелечка, она не плохая, и не злая, и не глупая.
Она плохо воспитана, но это не ее вина, это ее беда, и нам всем нужно ее
пожалеть. Она же не виновата, что родители ее плохо воспитывали. Ты вот
жаловалась, что тебе с ней скучно, потому что она мало читает и мало знает. А
ты задумалась почему? У нее дома нет таких книг, как у нас, ее родители не
покупали ей книжек, не водили в театр, в музеи, ничего ей не рассказывали. Ты
только вспомни, сколько раз мы с папой водили тебя в музеи и театры и как много
нового и интересного ты там узнавала. А у Ларисы ничего этого не было. Но она в
этом не виновата. И она совсем не глупая, когда я учу ее готовить, она все
очень быстро схватывает, все понимает и легко запоминает. У нее хорошая голова.
А воспитание действительно подкачало. Но если ты считаешь себя умной, доброй и
хорошо воспитанной девочкой, ты должна подавать Ларисе пример правильного
поведения, чтобы она смотрела на тебя и поступала так же.
– Она же старше меня.
– И что с того?
– Как же я могу подавать ей пример, если я младше? Она
не будет меня слушаться.
– Доченька, я же не говорю, что ты должна командовать
Ларисой и поучать ее. Этого как раз делать не нужно. Просто поступай так, как
мы с папой тебя учили, и Лариса будет брать с тебя пример.
– А если не будет?
Да, действительно… А если не будет? Если Лариса будет
оставаться грубоватой, дурно воспитанной, бесцеремонной хвастуньей? Получается,
они с Родиславом вынуждают своих детей общаться с теми, с кем они общаться
вовсе не хотят. Коле просто неинтересна девочка на пять лет младше, если он и
уделяет ей внимание, то только чтобы подлизаться к родителям и избежать репрессий
за проступки или за плохие отметки в школе, а Леле Лариса откровенно неприятна.
Леля – тонкая, ранимая, много читающая девочка, она с шести лет сочиняет стихи
и очень хорошо рисует, делая выразительные и лаконичные наброски на полях
тетрадок со стихами. Леля любит и глубоко чувствует музыку, она одаренная и
неординарная девочка, и у нее нет и не может быть ничего общего с примитивной,
недалекой Ларисой. Но что же им делать? Как быть, если они приняли решение
заботиться о матери и дочери убитой Надежды Ревенко? Решение они с Родиславом
приняли во искупление собственной вины перед отцом Ларисы, а получилось, что
расплачиваться приходится не только им самим, но и их детям, которые ни в чем
не виноваты. Где выход? Как развести интересы Ларисы и ее бабушки, интересы
детей и собственные интересы супругов Романовых?
