– Ты хочешь от меня уйти? – подавленно спросил он.
– Нет. Я очень не хочу от тебя уходить. И не хочу,
чтобы уходил ты. У нас дети, и они должны вырасти в полной семье, с отцом и
матерью. Лелька у нас очень чувствительная, для нее твой уход будет страшным
ударом, от которого еще неизвестно оправится ли она. Ты же знаешь, она из-за
сорванного цветочка будет весь вечер рыдать, а когда увидела на улице мертвую
птичку, у нее температура поднялась и два дня держалась. Нельзя подвергать
девочку такому стрессу. Кроме того, не забывай про папу: развода он тебе не
простит. У тебя не будет никакой карьеры, он тебя просто раздавит. Да и мне
развод не нужен: после того как папа выгнал Тамару, я у него осталась
единственным светом в окошке, и если выяснится, что мой брак неудачен, он этого
просто не переживет. В нашей с тобой жизни очень многое завязано на наш брак. Я
стою в очереди на машину, но я же не собираюсь ее водить, ездить будешь ты. И
меня будешь возить, и детей. Если мы разведемся, ты останешься без машины, а я
– без водителя. Нам придется разменивать квартиру и делить мебель, а как? Тем
более мы только что купили новую «стенку», год в очереди отмечались. Но это все
ерунда, главное – наши дети и наши родители, они не должны пострадать, а они
обязательно пострадают, если мы разведемся. Таким образом, развод отпадает.
– А что остается? – глупо спросил Родислав. –
Ты хочешь, чтобы я бросил Лизу, и за это ты готова бросить своего красивого
мальчика? Думаешь. у нас получится начать все сначала?
– Родинька, милый, я похожа на наивную дурочку? Как мы
можем начать все сначала, если ты уже однажды разлюбил меня, а я разлюбила
тебя? С этим ничего невозможно сделать. Но мы с тобой не только муж и жена, мы с
тобой всегда были друзьями, и это, может быть, самое ценное, что есть в нашей с
тобой жизни. А дружба предполагает честность и открытость. Ты готов к честности
и открытости?
У него еще есть возможность отступить, она ни в чем его не
уличила, ничего не доказала! Но ложь – такая трудоемкая штука, требующая
огромного напряжения, а Люба предлагает ему честность и открытость. «Говорить
правду легко и приятно», – всплыла из глубин памяти цитата из какой-то
книги, но Родислав не смог припомнить, из какой именно.
– Я готов, – вырвалось у него раньше, чем он смог
осознать смысл сказанного.
– Тогда я предлагаю тебе договор. Честный договор двух
уважающих друг друга людей. Каждый из нас живет собственной личной жизнью. И
никто – я подчеркиваю, – никто об этом не знает, даже наши с тобой близкие
друзья. Для всех, и в первую очередь для детей и наших родителей, мы остаемся
любящей и дружной парой, мы принимаем гостей, проводим вместе отпуск, навещаем
родственников и растим Колю и Лелю. Внешне ничего не должно измениться. Вернее,
должно стать даже лучше. При этом мы даем друг другу личную свободу, с
уважением к ней относимся и покрываем друг друга перед всеми. Ты можешь уходить
к Лизе, когда дети уснут, и возвращаться на рассвете, пока они еще спят. Но для
всех – ты ночуешь дома. И прекрати эти фокусы с командировками, деньги на
авиабилеты ты берешь из нашего общего бюджета, и я как экономист, – она
снова улыбнулась. – не могу мириться с таким нерациональным расходованием
средств. Мы с тобой будем заранее договариваться и согласовывать графики твоего
и моего отсутствия, чтобы ни дети, ни родители ни о чем не догадались. И
перестанем друг другу врать. Вот такой договор я тебе предлагаю. Ты согласен?
Конечно, он был согласен! Тошнота и дрожь прошли, и, слушая
ровный мягкий голос жены, говорящей такие разумные вещи, Родислав полностью
пришел в себя и обрел способность соображать. Какая Люба все-таки умница! Какая
она молодец! Никаких скандалов, сцен, слез и упреков. Ну где вы еще видели
такую жену? Она предлагает ему ту самую идеальную ситуацию, о которой он в
шутку мечтал всего несколько часов назад: у него две жены, с одной он спит, с
другой живет и растит детей, и все официально, без лжи и притворства. А еще
говорят, что мечты не сбываются!
– Я согласен, – радостно ответил он. –
Спасибо тебе, Любаша, ты самая лучшая жена на свете.
Она отвернулась, убирая со стола грязную посуду, и ответила,
не поворачивая головы:
– Я знаю.
В ее голосе Родислав не услышал слез, а лица он просто не
видел.
– Любаш, а у тебя давно с этим мальчиком?…
– Не очень. С тех пор, как ты прилетел из Сыктывкара.
Она по-прежнему не поворачивалась, стояла к нему спиной и
мыла посуду.
– Я приехал поездом, – Родислав машинально все еще
пытался солгать.
– Ты прилетел. Ты был настолько рассеян, что выложил на
стол все содержимое карманов, в том числе билеты на поезд в оба конца и свой
паспорт с вложенным в него билетом на самолет. У нас в тот день была в гостях
мама, она полюбопытствовала и задала мне вполне законный вопрос: зачем тебе для
двух поездок целых три билета? Я в твоих вещах и бумагах не роюсь, ты же
знаешь, но мама у меня женщина простая. Мне нужно было быстро что-то сообразить
и ответить. Уж не помню, как я ее успокоила, но я-то все поняла. Я и раньше
догадывалась, а с того момента знала уже точно. Олег давно за мной ухаживал, а
после Сыктывкара я ему уступила. Мне захотелось почувствовать себя на месте
твой возлюбленной, мне захотелось быть любимой и желанной, такой, какой я для
тебя никогда не была. И хватит об этом.
У него пересохло во рту, пришлось налить из графина яблочный
сок и сделать несколько больших глотков.
– И как? Удалось почувствовать?
– Надеюсь, что да. Я же сказала: хватит об этом.
Честность и открытость должны иметь свой предел. Мы не лжем друг другу, но и об
интимных подробностях не распространяемся, хорошо?
– Конечно, конечно, – торопливо согласился
Родислав. – А давай сегодня на дачу съездим? Я по ребятам соскучился.
– Давай. Сейчас закончу уборку – и поедем.
Они зашли в магазин, накупили продуктов и сладостей для
детей и Клары Степановны, провели за городом целый день, Родислав сходил с
сыном на рыбалку, Люба научила Лелю шить юбочку для куклы, вечером они
вернулись в Москву и на часок заглянули к Головиным, где Родислав поговорил с
тестем о проблемах МВД и о судебных процессах над Филатовым и Щаранским,
обвиняемыми в измене Родине, а Люба поболтала с матерью о детях и – тихонько,
тайком, уединившись на кухне – о Тамаре, которая, кажется, была очень счастлива
со своим Григорием, только, к сожалению, пока не беременна.
Люба и Родислав вернулись домой поздно вечером, ощущая за
спиной субботу, прожитую так, как проживают выходной день счастливые
супружеские пары. Оба они понимали, что это было первым днем их новой жизни,
такой непохожей на прежнюю.
* * *
– Так они и протянули пару месяцев, до середины октября
примерно. Как тебе это нравится? – В голосе Ворона явственно слышался
клекот возмущения.
– Мне это совсем не нравится, – ответил
Камень. – Что это еще за договор такой? Тоже мне, ревнители свободных
нравов и блюстители интересов родителей. Они что, на полном серьезе эту хрень
затеяли?
