– Давай мы не будем сейчас это обсуждать, –
попросил Родислав. – Я приеду, как только смогу.
– Можешь вообще никогда не приезжать! – выкрикнула
Лиза и швырнула трубку на рычаг.
Это была далеко не первая подобная сцена, но сегодня
Родислав разозлился особенно сильно. «Ну и ладно, – сердито думал он,
вынимая из сейфа документы и складывая их в папку, – вот и хорошо, и не
приеду. Больше никогда не приеду».
* * *
– И что, неужели больше не приехал? – обрадовался
Камень. – Неужели вернулся в семью?
– Ну да, прям! – захохотал Ворон. – Плохо ты
человеческих самцов знаешь. Подулся недельку и приехал к Лизе. Она за эту
неделю тоже успела испугаться, что лишку хватила, и была как шелковая. Родик
то, Родик се, да все будет так, как ты захочешь, да я тебя люблю на веки
вечные, да ты у меня единственный и неповторимый. Ну, короче, все эти бабские
штучки. А он и растаял. К тому времени уже новый царь на престол взошел…
– Ну какой царь, что ты несешь! – простонал
Камень. – С царизмом они еще в семнадцатом году покончили.
– Да ладно, – отмахнулся Ворон. – Генеральный
секретарь у них новый. Подумаешь, не так назвал. Суть-то одна: новый главный
босс. Из этих, как их…
– Из комитетчиков, – подсказал Камень.
– Во-во, из них. А в МВД-то многие знали, что новый
босс ихнего министра не жалует, так что понятно было: вот-вот грянут перемены.
А перемены что означают?
– Что? – не выдержал далекий от политики Ветер.
– Кадровые перестановки, вот что, – гордо объявил
Ворон. – Все стали ждать, что министра снимут, а новый министр начнет по
очереди снимать заместителей и начальников главных управлений и менять их на
своих людей. Родислав-то размяк, Лизу простил и поделился с ней своей тревогой,
дескать, как бы тестя не сняли, а она и обрадовалась.
– Чему? – не понял Ветер.
– Да ну тебя! – махнул крыльями Ворон. – Ты
подряд не слушаешь, бываешь только налетами, ничего не знаешь, а потом
дурацкими вопросами мешаешь плавному рассказу. Лиза обрадовалась, что если
тесть Родислава потеряет должность, то он не сможет больше своему зятю препоны
ставить в том случае, если зять жену бросит, понятно? И тогда Родислав сможет
спокойно уйти к Лизе, не опасаясь за свою карьеру.
– Теперь понял. – Ветер обдул друзей волной
прохладного воздуха.
– Вот и хорошо, что понял, – поворчал
Ворон. – Ну, ждать им долго не пришлось, чуть больше месяца прошло со
смерти Брежнева – и действительно, министра внутренних дел сняли, да как! Со
скандалом! Уголовное дело на него завели, якобы он там чего-то брал, типа
взятки, и чем-то злоупотреблял, вроде как служебным положением, но тут я не
очень вникал, мы же не про него смотрим. Важно другое: пришел новый министр,
тоже из этих… ну, из тех же, из которых главный босс, и начал свои порядки
наводить. Дескать, у вас тут в МВД все сплошь пьяницы и мздоимцы, и я их сейчас
поганой метлой всех повыгоняю. И как начал выгонять! Только пух и перья летели.
Но нашего генерала Головина пока не трогали, у него репутация знаете какая! Ни
крошки к рукам не прилипло, не подкопаешься. И собственности никакой нет, ни
дачи, ни машины. И в коллективных пьянках не замечен. В общем, в первую волну
перестановок он не попал, усидел.
– Неужели так-таки ничего и нет? – не поверил
Ветер. – И дачи нет? Я дачи люблю, там природа, просторы, есть где
погулять, порезвиться.
– А тебе бы только резвиться, старый перечник, –
неодобрительно заметил Ворон. – Нет у Головина дачи, потому что ему не
надо. У Родислава дача есть – и вполне достаточно для семьи, куда их две-то? И
машины у него нет, потому что он на служебной ездит. И квартира у него старая,
он еще в шестьдесят четвертом году ее получал от государства. Лиза то и дело
интересуется у Родислава, как там тесть, не сняли ли еще, а хороших для нее
новостей все нет и нет, и она постепенно опять начала скандалить и права
качать. Ссориться они стали все чаще, а Люба-то видит, что Родислав больше
времени с семьей проводит, и стала она надеяться, что с Лизой у него отношения
на нет сходят. Она приободрилась, приосанилась, начала с оптимизмом смотреть
вперед. Отец при должности, Родислав стал ближе к семье, Николаша учится, а тут
еще началась борьба за дисциплину труда и создание обстановки нетерпимости к
любым проявлениям неорганизованности.
– Не понял, – озадаченно протянул Камень. – А
это при чем? Люба-то тут каким боком?
– Вот и видно, что ты ни черта не смыслишь в той
жизни, – с досадой каркнул Ворон. – Ты хоть представляешь себе, что
такое жизнь в СССР под руководством единственной партии? Как только
наверху, – он ткнул клювом в направлении воображаемого «верха», –
что-нибудь скажут, даже слово случайное обронят, как вся страна кидается
немедленно выполнять, да еще соревнуются между собой, кто лучше выполнит, кто
быстрее, кто больше. На совещании в ЦК КПСС, это у них самый главный орган был,
сказали, что руководители всех уровней несут персональную ответственность за
соблюдение дисциплины труда и создание обстановки нетерпимости к любым
проявлениям неорганизованности. И понеслось! Это еще зимой было, только-только
власть сменилась. А уж летом вообще постановление приняли насчет укрепления
социалистической дисциплины труда и наведения в стране порядка. Ну, это уж
попозже было. После зимнего совещания все начальники начали дисциплину
укреплять кто во что горазд, а в Николашином институте ректор особо
зверствовал, проверки посещаемости на каждой лекции устраивал, прогулять
невозможно, чуть что – сразу отчисление. Так что Колька наш хоть и
безобразничал в свободное от учебы время, в карты играл и вино пьянствовал, но
хотя бы на занятия исправно ходил, и Люба этому от души радовалась. Она готова
была и карты терпеть, и долги, все, что угодно, только бы не отчислили, только
бы в армию не забрали и в Афганистан не послали. Война-то там все еще шла, так
и не закончилась. В начале года СССР официально заявил, что ограниченный
контингент советских войск будет выведен из Афганистана лишь после прекращения
вмешательства извне, а вмешательство это и не думало прекращаться, американцы
там вовсю разошлись, так что войне этой конца не видно было. В те времена все
матери в СССР знаешь как армии боялись? В общем, первый курс Николаша кое-как
закончил, ни фига не учился, конечно, дома не занимался, к семинарам,
практическим занятиям и контрольным не готовился, но хотя бы не прогуливал. Вот
так, тихо-мирно, и текла жизнь Романовых.
– А Лариса с бабушкой? – поинтересовался
Камень. – Как они там?
– Да все так же. Лариса в школу ходит, учится через
пень-колоду, неинтересно ей, но она старается как может, чтобы бабушку не
огорчать. Чуть не каждый день приходит к Романовым, чтобы с уроками помогли, то
ей по математике непонятно, то по химии, то сочинение по литературе не знает
как написать. И бабка за ней следом, в основном ближе к ужину. Наестся до
отвала и давай ныть, что Ларочка – сиротинушка, и некому о ней позаботиться, и
носить-то ей нечего, в морозы ножки мерзнут, и из школьной формы она выросла, и
книжек у нее хороших нет. Старая песня. А в начале июня, это уже восемьдесят
третий год пошел, она вообще всех достала…
