– А Лариса с бабкой? Они же повиснут на одной тебе, как
ты будешь справляться?
– Ну как… Как-нибудь. Деньгами им помогу, посылку в
зону помогу собрать, да и со всем остальным справлюсь. Ну и на тебя, конечно, я
надеюсь, ты же поможешь, если будет надо, правда?
– Конечно, конечно, – торопливо заговорил
Родислав. – Я вас не брошу, я буду делать все, что нужно… Это так
неожиданно – то, что ты сказала. Ты действительно не возражаешь, если я уйду к
Лизе?
– Родинька, я просто не вижу для тебя другого выхода. Я
же вижу, что ты не можешь быть счастлив здесь, с нами, что ты рвешься туда. В
конце концов, она столько лет тебя ждала, она родила тебе двоих детей, их нужно
растить, воспитывать, Лизе одной будет трудно, а своих мы, считай, уже
вырастили. Мы пока никому ничего не будем говорить, если папа обнаружит
случайно, что тебя нет, скажу, что ты в длительной командировке, он не станет
проверять, слава богу, что на даче нет телефона.
– А если все-таки проверит?
– Родик, чтобы проверить, нужно как минимум вернуться в
Москву за записной книжкой, у папы всегда была отвратительная память на номера
телефонов. А даже если он и помнит какой-то номер, то ему нужно или на почту
идти и заказывать разговор, или идти в милицию, где ему по старой памяти
разрешат позвонить в город. И для чего? Чтобы проверить, действительно ли его
зять уехал в командировку? С какой стати? Мы с тобой никогда не давали ему
повода сомневаться в наших словах.
– Думаешь, обойдется? – осторожно переспросил
Родислав.
– Уверена. Для нас с тобой главное – выиграть время,
чтобы подготовить папу и Лелю, нельзя огорошивать их этой новостью внезапно, у
папы может случиться гипертонический криз, а у Лельки – очередная депрессия.
Так вот, я совершенно уверена, что ничего внезапного произойти не может. А
постепенно я их обоих подготовлю. Да не бери в голову, Родинька, это моя
проблема, я справлюсь. Хочешь, я помогу тебе собраться?
Он внимательно посмотрел на нее.
– Люба, ты это серьезно? Ты не шутишь? Ты действительно
готова меня отпустить?
Она не была готова. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы
он сейчас встал и сказал: я никуда не поеду, я не могу жить без вас, без моей
семьи, я не хочу уходить. Но в то же время Люба отчетливо понимала, что на
самом деле Родислав хочет уйти, просто у него не хватает душевных сил принять
это решение и осуществить его. Она точно знала, каких слов он от нее ждет, и
все эти слова она мужественно произнесла, хотя трудно даже представить, чего ей
это стоило. Она же настоящий друг, самый лучший, самый верный и самый надежный,
так сам Родислав ей когда-то сказал, и Тамара тоже это говорила, и Люба просто
не может не оправдать возложенных на нее надежд.
– Я готова, Родинька, – выдохнула она. – Я
хочу, чтобы ты был счастлив. Если для этого тебе нужно уйти – иди. За нас не
волнуйся. И ты всегда можешь приходить сюда, здесь тебе всегда будут рады, и в
прихожей всегда будут стоять твои тапочки.
Он помолчал немного.
– Я сейчас позвоню Лизе, скажу, чтобы не ждала меня
сегодня.
– Как?!
«Господи, неужели ты услышал мои молитвы? Неужели он сейчас
скажет, что не может без нас, без своей семьи, что он останется с нами?» Но
надежда тотчас же рухнула.
– Сегодня я останусь, соберу вещи. А завтра поеду к
ней. Если ты не передумаешь.
– Я не передумаю. Давай начнем собираться, уже очень
поздно, а завтра нам с тобой на работу.
* * *
– Ну ты смотри, что она творит! Что она творит! –
восклицал Камень. – Это же уму непостижимо! Приняла за него решение, то
самое, которое он так сам хотел принять, но не мог, мужества не хватало,
сказала за него все нужные слова, нашла за него все аргументы. А он и рад.
– Не смей ее осуждать! – грозно крикнул
Ворон. – Она его любит. Любит по-настоящему!
– Да не любит она, а болеет им. Кстати, Люба сама так и
сказала своей сестре, мол, у нее не любовь, а болезнь.
– Настоящая любовь всегда как болезнь, – со
знанием дела объявил Ворон.
– Да? – удивился Камень. – А я, грешным
делом, думал, что любовь – это праздник.
– Много ты понимаешь, жалкий кусок скалы,
галька-переросток!
– Ну и ладно, пусть я ничего не понимаю. Но ты заметил,
как умно Люба построила разговор?
– Ничего она не строила! – возмутился
Ворон. – Она искренне говорила то, что думала. Что ты из моей Любочки
какую-то интриганку делаешь!
– Слушай, ну нельзя же в твоем возрасте быть таким
наивным, – укоризненно произнес Камень. – Что значит – она говорила
то, что думала? Не думала она ничего такого. Она говорила то, что Родислав
хотел от нее услышать. Она всю жизнь так поступала. Он еще подумать не успеет,
а она уже говорит. Поэтому ему с ней так хорошо, ни о чем беспокоиться не
нужно, она сама за него и подумает, и скажет, и сделает. Ловко устроился. А она
под его дудку пляшет.
– Она его любит, – упорствовал Ворон.
– Да любит, любит, я же не спорю. Только обрати
внимание, как она разговор построила: не волнуйся, дескать, милый, я со всеми
трудностями сама управлюсь, и тут же весь перечень трудностей перед ним и
выложила. Мол, не забывай, с какими проблемами ты меня оставляешь. Добрая-то
она добрая, но не без лукавства.
– Не смей! – взвился Ворон. – Я не позволю
порочить доброе имя моей Любы.
– А я и не порочу ничего, я только констатирую, –
отпарировал Камень. – Люба же у нас женщина интуитивная, она мало что
делает осознанно, по расчету, она подсознательно чувствует, чего от нее ждут, и
именно это и делает. А лукавство – это естественная защита сознания от
произвола подсознания. Сознание Любу пытается защитить, заставить хоть как-то
блюсти собственные интересы, а не только интересы окружающих. Ты не отлынивай,
рассказывай, чего дальше было. Ушел Родислав?
– Ушел. Ночь дома проспал, утром отнес в машину чемодан
и после работы поехал уже к Лизе насовсем. Она так счастлива была! Ждала его,
ужин какой-то приготовила, стол накрыла, свечи зажгла, Дениса пораньше уложила,
Дашка в садике на пятидневке, в общем, они провели чудесный вечер и чудесную
ночь. У обоих возникло ощущение, что вот оно, то самое счастье, к которому оба
столько лет стремились! И ночь они провели восхитительную, Родислав
почувствовал себя снова молодым, красивым, желанным, сексуально могучим, он был
в ударе, Лиза тоже постаралась. Все это очень было похоже на те времена, когда
их роман был в самом расцвете. А потом началось.
– Что началось?
– Ну, что всегда начинается. Быт. Квартирка маленькая,
хрущевка… впрочем, ты не знаешь, что это такое. Короче, маленькая и неудобная,
одна комната проходная, вторая – за ней, у них это называется «запроходная»,
кухня крошечная, туалет с ванной совмещен, то есть если кто-то моется, то
другой в туалет уже не может сходить.
