– Ты все проиграл? – ужаснулась Люба. – Мы с
отцом дали тебе денег на два месяца жизни, а ты все спустил?
– Мать, легко пришло – легко ушло, закон жизни. А то,
что легко ушло, так же легко вернуть. Мне и в Москве неплохо отдыхается. А ты
чего одна? Где отец? На даче остался?
– Он в командировке, – пробормотала Люба.
– Когда вернется?
– Не скоро. Там какая-то большая комиссия выехала для
инспекторской проверки…
– Все-все-все, – замахал руками Коля, – не
грузи меня этими подробностями, я все равно ничего не понимаю.
– Сынок, я тебя умоляю, не впутывайся ни в какие аферы,
папы нет в Москве, если что случится – тебе никто не поможет.
– Мать, ты меня удивляешь. – Николаша сделал
честное и невинное лицо. – Какие аферы? Я честно делаю деньги своим
умением и умом. Я чту Уголовный кодекс.
Разговор был бессмысленным, Люба это прекрасно понимала. Все
равно Коля будет поступать по-своему, и все равно рано или поздно это плохо
кончится.
На следующий день она прямо с утра позвонила Родиславу на
работу и сказала, что сын вернулся. Родислав забеспокоился.
– Я вечером позвоню, узнаю, все ли у вас в порядке. Ты
была на даче?
– Была.
– Как там дед, как Лелька?
– Хорошо. Они спрашивали про тебя, я сказала, что ты на
работе. Но Кольке пришлось сказать, что ты в командировке.
– И когда вернусь?
– Не скоро. Впрочем, ему нет до этого никакого дела.
По-моему, он не слышал почти ничего из того, что я ему говорила. Родик, мне
как-то неспокойно. Он проиграл все деньги и сейчас собирается их вернуть. Не
впутался бы во что-нибудь.
Родислав разделял ее опасения. Вечером он, едва придя с
работы, кинулся к телефону. Коли не было дома, но, впрочем, было еще совсем
рано, всего восемь часов. Не пришел сын и в десять, и в одиннадцать.
– Ложись спать, – сказал он Лизе, – я посижу
на кухне, почитаю.
– Почему ты не идешь спать? – удивилась она.
– Я должен дождаться, когда Колька вернется домой или
хотя бы матери отзвонится. Я волнуюсь за него.
Лиза недовольно нахмурилась и ушла в комнату. Родислав очень
старался никого не потревожить своими звонками, брал телефонный аппарат на
длинном шнуре и уносил в ванную, чтобы поговорить с Любой, но Лиза все равно не
спала, слышала, как он ходит звонить, и злилась. Наконец Коля явился домой, и в
половине второго Родислав лег.
– Все в порядке? – спросила Лиза, поворачиваясь к
нему и крепко прижимаясь.
– Сегодня – да, а что дальше будет – сказать трудно.
Она ждала ласки, но Родислав, перенервничавший из-за сына,
не был настроен на любовные игры. Лиза быстро поняла это и обиженно
отвернулась.
На другой день повторилось то же самое, с той лишь разницей,
что Николай вернулся не в половине второго, а чуть за полночь, но зато изрядно
побитый. Родислав в первый момент, услышав об этом от Любы, собрался было
приехать, но жена его остановила:
– Ты же в командировке, тебе сюда нельзя.
– Но ему нужен врач!
– Ты не врач, Родинька. – Несмотря на переживания,
Люба умудрялась говорить мягко и достаточно спокойно. – Я его осмотрела,
кости вроде целы, кровь я остановила, ссадины обработала, а завтра утром, если
будет нужно, я вызову врача.
Врач, к счастью, не понадобился, Люба обошлась собственными
силами, и несколько дней, пока Николаша приходил в себя и сидел дома, Родислав
был спокоен. В субботу вечером все началось снова, Николай ушел днем, и в час
ночи его еще не было дома.
– А вдруг ему стало плохо? – волновалась
Люба. – Все-таки его довольно сильно избили, он не долечился.
Родислав, запершись в ванной, звонил в справочную о
несчастных случаях, потом перезванивал Любе, пытался как-то успокоить, но это
получалось плохо, потому что он и сам места себе не находил. Николаша явился в
пятом часу, нетрезвый, но довольный.
– Мать, прекрати из-за меня не спать, – зло сказал
он в ответ на Любины упреки. – Ты мешаешь мне жить так, как я хочу.
– Я не мешаю тебе, я ничего не запрещаю, я только
прошу: звони. Ну неужели так трудно позвонить? Я с ума схожу, не знаю, что и
думать, а вдруг ты в милиции, или в больнице, или вообще в морге! Я тебя
понимаю, но и ты меня пойми, я мать, я не могу спать спокойно, не зная, как ты
и где ты.
– Мамуля, – Николаша даже в подпитии умел
мгновенно перевоплощаться, – прости меня, идиота. Я так увлекаюсь, что обо
всем забываю. Конечно, мне надо было позвонить, уже утро, а ты всю ночь не
спала. Давай ты сейчас ляжешь, я тебе принесу в постель чайку, посижу с тобой,
пока ты не уснешь, ты будешь спать долго-долго, до самого обеда, выспишься как
следует, потом я тебе сварю кофе покрепче, и мы пойдем с тобой куда-нибудь
пообедаем. Прогуляемся, поедим мороженого, сходим в кино, в общем, проведем
воскресенье так, как положено в дружных семьях. Давай?
Ну разве она могла устоять?
– Давай, – согласилась Люба. – А вечером
после всего этого благолепия ты снова уйдешь и вернешься под утро?
– Я вернусь не позже двух, даю тебе честное
комсомольское слово! – рассмеялся Николаша.
И он действительно принес ей чай в постель, и сидел рядом,
что-то рассказывая, и утром сварил ей кофе, и сводил в ресторан, причем платил
сам, говоря, что это честно заработанные деньги, и они сходили в кино, а
вечером он ушел и вернулся в час ночи, даже раньше, чем обещал. Но образцового
поведения хватило ненадолго, уже в понедельник все началось сначала.
А Родислав вдруг обнаружил, что вечерами ему совершенно
нечем заняться. То есть дел было невпроворот, если учитывать необходимость
возиться с маленьким сыном, но возиться ему не хотелось, ему быстро надоел
почти не прекращающийся детский плач, потому что мальчик был легковозбудим и
реагировал буквально на все, вплоть до громких звуков, доносящихся из
телевизора, но заниматься этими делами Родиславу не хотелось. Ему не хотелось
менять грязные ползунки, гладить пеленки, греть детское питание, постоянно
носить ребенка на руках. Если Денис не спал, им нужно было постоянно
заниматься, если же он засыпал, нельзя было включать телевизор, чтобы ребенок
не проснулся. Звукоизоляции в этом дешевом жилище не было никакой. Родиславу
хотелось поговорить, как он привык, рассказать о знакомых, о работе, обсудить
политические новости. Люба всегда была для него заинтересованным собеседником,
а Лиза казалась полностью аполитичной, ей не интересны были ни горбачевские
реформы, ни сослуживцы Родислава, которых она не знала, ни его работа, в
которой она ничего не понимала. К своему удивлению, Родислав понял, что скучает
не только по Любе, но и по тестю, по долгим разговорам с ним. Только теперь он оценил
остроту ума Николая Дмитриевича и то, как глубоко он видит и как с ним
интересно.
