Получив зарплату, он позвонил Любе и сказал, что хочет
приехать, привезти деньги.
– Ты с ума сошел! – рассмеялась она. – Ты же
проверяешь Магаданский филиал.
– Черт, я и забыл совсем. Тогда давай встретимся.
Они встретились в метро, но вместо того, чтобы просто
передать конверт с деньгами, Родислав неожиданно предложил пойти куда-нибудь
посидеть.
– Разве тебе не нужно домой? – удивилась Люба.
Он безразлично махнул рукой:
– Пойдем, выпьем кофе, поговорим.
Встреча затянулась, они говорили без умолку, Родиславу
хотелось поделиться с ней всем, что произошло за две недели, прожитые с Лизой.
Люба не отрываясь смотрела на него и внимательно слушала о том, как проходит
борьба с пьянством в рамках Министерства внутренних дел, скольких человек
поймали за распитием спиртного на рабочих местах, как их наказали, кто из
знакомых пострадал при этих рейдах, у кого с кем испортились отношения. Он даже
сам не ожидал, как, оказывается, соскучился по этим разговорам.
Кофе в заведении был пристойный, а вот пирожки оказались
ужасными. Родислав надкусил один и брезгливо положил обратно на тарелку.
– Нигде не умеют печь пирожки так, как ты, –
сказал он. – Я ужасно соскучился по твоей стряпне.
– Я бы пригласила тебя к себе в гости, –
рассмеялась Люба, – но, увы, ты далеко. Кстати, когда ты планируешь
вернуться?
– Куда?
В первый момент Родислав понял ее вопрос так, будто она
спрашивает, когда он вернется домой. И впервые в его голове мелькнула шальная
мысль о том, что, может быть, так и надо сделать. Пока не стало слишком поздно.
– Из Магадана, естественно, – спокойно ответила
Люба. – Мне в выходные придется ехать на дачу, что-то говорить папе и
Леле. Нам с тобой этот вопрос надо решить. Для них ты пока еще в Москве, про
командировку я наврала только Коле. Но ведь он такой непредсказуемый, он в
любой момент может заявить, что соскучился по сестре и деду, и рвануть на дачу,
у него там полно друзей. И уж он-то непременно скажет, что ты в отъезде. Меня поймают
на лжи, мне придется как-то выкручиваться. Не хотелось бы, чтобы это произошло
неожиданно. Мне нужно подготовиться.
– Я не знаю, Любаша, – Родислав растерялся. –
Давай скажем, что я уехал в то воскресенье, когда ты была на даче. Поздно
вечером. Пока ты была на даче, ты еще этого не знала, а когда приехала в
Москву, позвонила мне на работу прямо с вокзала, и я сказал тебе, что срочно
улетаю. Поэтому и Кольке ты сказала, что я в командировке.
– А зачем я тебе звонила с вокзала?
– Ну, например, ты думала, что если я уже заканчиваю
работу, то могу тебя подхватить на машине, и мы вместе вернемся домой.
Люба подумала немного и согласно кивнула.
– Годится. Нужно продумывать заранее все детали, а то
папа непременно за что-нибудь зацепится, ты же знаешь, какой у него нюх на
всякие несостыковки.
– Любаша…
– Да?
– Я хотел спросить: ты еще не начинала готовить папу и
Лелю к тому, что я… Ну, в общем, ты понимаешь.
– Пока нет. Ты считаешь, что уже пора?
– Нет-нет, я просто так спросил.
Он спросил не просто так, коварная мысль о возвращении снова
мелькнула в его голове. Мелькнула и тут же исчезла. О каком возвращении может
идти речь? Там Лиза, которую он безумно любит, там маленькие дети, там сын…
– Я позвоню вечером, узнаю, как Николаша, –
сказал, прощаясь.
– Я буду ждать, – улыбнулась Люба. – Спасибо
за деньги.
Эта встреча подействовала на Родислава как наркотик. Теперь
каждый вечер он приходил с работы, наспех ужинал, чем-то механически занимался,
ожидая девяти часов – времени, когда он обычно начинал звонить Любе. Но если
раньше эти звонки были связаны только с сыном, то теперь он звонил и подолгу,
минут по сорок, разговаривал с ней о том, о чем привык разговаривать за все
совместно прожитые годы. Если Коли к моменту девятичасового звонка дома не
оказывалось, он звонил в одиннадцать и снова долго разговаривал с женой, потом
в двенадцать, потом в час ночи – и так до тех пор, пока Люба не говорила: всё,
он пришел и лег спать.
Лизе это очень не нравилось. Она ревновала, в ее
представлении Родислав должен был, уйдя из семьи, обрубить все концы и
окончательно порвать связь с женой и детьми. А тут он приходит с работы – и
начинается бесконечный перезвон и обмен информацией. Да еще телефон уносит,
чтобы она не слышала, о чем он с Любой разговаривает. Да и о чем можно так долго
разговаривать? Сын пришел – сын не пришел, вот и весь разговор, а он часами на
телефоне висит.
И вообще, она довольно быстро поняла, что с Родиславом ей
трудно. Она не привыкла жить с мужчиной постоянно, у нее были только любовники,
и ей казалось, что постоянная жизнь с любимым мужчиной – это такой вечный
праздник, когда все красиво и замечательно, когда каждый день признания в
любви, цветы и много интима. А тут оказалось, что спать с Родиславом неудобно,
он ворочается и занимает на неширокой кровати слишком много места, с ним тесно,
и в целом жить с ним неудобно, он требует много сил, внимания и заботы. Лиза
внезапно почувствовала себя закабаленной, ведь прежде никто не требовал от нее,
чтобы она все делала быстро, хорошо, красиво и вкусно, а теперь от нее
постоянно что-то требуют и требуют – выглаженных сорочек, постиранного белья,
домашней стряпни, чистоты в ванной и на кухне. Праздник закончился в первые же
два дня, и началась тяжелая работа, у Лизы к уже имеющимся двум детям
прибавился третий ребенок, которого нужно как следует кормить и за которым
нужно все время ухаживать. У нее не было на это сил, и это было совсем не
похоже на ту сказку, которую она сама себе нарисовала много лет назад и которую
пестовала в своем воображении, мечтая о том, как Родислав наконец разведется и
женится на ней. И, кроме всего прочего, оказалось, что секса в их жизни не
только не стало больше, но он стал еще более редким, чем когда Родислав
приезжал к Лизе как к любовнице. Сама Лиза теперь гораздо больше уставала и
почти никогда не проявляла инициативу, а Родислав так переживал из-за сына и
так поздно ложился, что уже было не до любви.
Однажды она не выдержала.
– Ну что ты так бесишься из-за Коли? Чего ты звонишь
постоянно, как будто чем-то можешь помочь? Или что, если он не придет ночевать,
ты пойдешь по всем притонам его искать?
– И пойду, – ответил Родислав. – Если надо –
буду и по притонам ходить, и по больницам его искать. И Любе буду звонить, и
успокаивать ее, и поддерживать, потому что он – мой сын, а она – моя жена, с которой
я прожил двадцать один год, она – мать моего сына, и Колька – наша общая с ней
беда, наш общий крест, и нести его мы будем вместе.
– Если она твоя жена и у вас с ней все общее, тогда что
же у нас с тобой? Ну, ответь, у нас-то с тобой что? У нас дети не общие? И ты
не собираешься на мне жениться?
