— Мы не узнаем это, сидя здесь, — заметил Олстед.
— Надо пойти и посмотреть.
— И с чем мы пойдем? — осведомился Уэйтс — С барабанами и трубами?
Тут в дверях появился Босли Каухик: он жаждал принять участие в собрании. Он узнал о нем от сестры, которая дружила с женой Олстеда Ребеккой. Никому из музыкантов Босли не нравился, но при недостатке сил и он мог пригодиться. И, надо отдать ему должное, Босли постарался обуздать свое рвение и вставил лишь несколько замечаний о том, что го род нуждается в защите от дьявольских сил и что он готов умереть, защищая его.
Это само собой вывело разговор на тему оружия, и ре шить эту проблему оказалось довольно легко. Шурин Джипса с детства был неравнодушен к тому, что называл «стреляющими палками», и они реквизировали весь его небольшой арсенал. Ларри пригласил хозяина ружей поучаствовать в деле, но шурин ответил, что болен и будет им только мешать. Но если понадобится еще оружие, он с радостью укажет, где его найти.
Потом они пошли в бар Хэмрика и спрыснули начало предприятия скотчем, хотя Рейдлингер возражал. Он спрашивал: разве они хотят напиться, а потом разойтись по домам и спокойно уснуть? Но его голос быстро заглушили. Да же Босли был не против стаканчика виски.
— Они ничего не знают! — драматически воскликнул он, окидывая взглядом полный бар.
— На самом деле, Босли, — ответил Билл Уэйтс, — никто не уверен в том, что видел. Спроси их, что случилось сегодня днем, и все дадут разные ответы.
— Так и действует дьявол, мистер Уэйтс — Босли не удержался от проповеди. — Он хочет, чтобы мы спорили. А пока мы спорим, он делает свое дело.
— И какое это дело?
— Хватит, Билл, — сказал Чес. — Давайте сядем.
— Нет. — Босли оседлал своего любимого конька. — Это законный вопрос.
— Тогда ответь на него.
— То самое дело, какое дьявол делает с незапамятных времен, — заявил Босли. Пока он говорил, Олстед сунул ему в руки второй стакан, и Босли, едва осознавая это, залпом осушил виски. — Он хочет отвратить нас от Бога.
— Я давно отвратился, — отозвался Билл.
— Господь воздаст вам за это.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
— Ладно, Босли, успокойтесь, — промолвил Олстед. — Лучше выпьем еще.
4
Пуля, застрявшая в черепе у Будденбаума, ничуть не уме рила его ярость.
— Они самые неблагодарные, лицемерные, гнусные, тупые сукины сыны с цыплячьими мозгами, каких видел свет! — вопил он, колотя себя по заживающей голове. — «Ах, Оуэн, устрой для нас представление! Какое-нибудь хорошенькое убийство. Маленькое представление. Что-нибудь такое, с детьми. Что-нибудь с христианами». — Он повернулся к Сету, который большую часть монолога, длившегося почти полчаса, стоял у окна и глядел на перекресток. — И я хоть раз сказал им «нет»?
— Думаю, ни разу, — ответил Сет.
— Верно! Им вечно мало. Хотите увидеть смерть президента? Нет проблем. Желаете парочку массовых убийств?
Пожалуйста. Все, что ни просили, я им предоставил. Все! — Он яростно ткнул пальцем в рану. — И вот, едва я чуть-чуть ошибся, они бросают меня и бегут за этой сучкой Бомбек.
«Ладно, Оуэн, пока Мы должны рассказать ей о дереве историй».
Он посмотрел на Сета, все так же стоявшего у окна.
— Я вижу вопрос на твоем лице, — отметил Будденбаум.
— А я на твоем — кровь.
— Между нами что-то изменилось?
— Да, — просто сказал Сет. — Я каждую минуту думаю о тебе по-разному.
— И что ты думаешь в эту минуту?
— Я думаю, нам нужно начать сначала. Хочу, чтобы ты подошел ко мне вечером, а я рассказал тебе про ангелов. — Он помолчал. — Хочу, чтобы у меня опять были ангелы.
— Я у тебя их отнял, ты это имеешь в виду?
— Я сам тебе их отдал.
— Вопрос.
— Что?
— У тебя на лице вопрос.
— Да. Я хотел узнать о дереве историй.
— Это не дерево, — покачал головой Оуэн. — Это просто слово, придуманное каким-то паршивым поэтом.
— И что оно означает?
Оуэн немного успокоился и сел у стены возле окна, из которого он выпал два дня назад.
— Ну… Оно означает, что истории вырастают из семян. Расцветают, дают плоды и съедаются нами. Потом семена выходят из нас.
— Назад в землю?
— Назад в землю.
— Снова и снова. Будденбаум вздохнул:
— Да. Снова и снова. С нами или без нас.
— Не «без нас», Оуэн. Без тебя. — В словах Сета не было обвинения, только печаль. Будденбаум хотел что-то сказать.
но юноша остановил его: — Я ухожу, Оуэн. А ты иди куда хочешь. Без меня.
— Я просто разочарован. Я столько ждал, и все напрасно.
— Все еще получится.
— Мне нужна твоя помощь, Сет, Я обещаю…
— Не обещай мне ничего, — сказал Сет. — Так будет лучше.
Будденбаум вздохнул еще раз:
— Нам трудно расстаться. За эти сорок восемь часов мы прожили вместе целую жизнь.
— Чего ты от меня хочешь?
— Найди Теслу Бомбек и помирись с ней. Скажи ей, что мне нужно ее увидеть. Говори что угодно, только приведи ее сюда. Нет, не сюда. — Он вспомнил Риту с ее высокой прической. — Рядом есть маленькое кафе, не помню, как оно называется. Там синяя вывеска…
— «Закуток»?
— Да-да. Приведи ее туда. И пусть держит это в секрете от аватар.
— Как она сумеет?
— Найдет способ.
— И ты хочешь, чтобы я привел ее в «Закуток»?
— Если она согласится.
— А если нет?
— На нет и суда нет. Тогда иди и слушай своих ангелов.
5
Когда Гарри вышел из рощи, ночь была удивительно тихой. Ни в воздухе, ни в траве, ни из трещин среди камней не раздавалось ни звука. С высоты он оглянулся на Эвервилль, надеясь в глубине души, что у горожан хватило ума эвакуироваться и он увидит опустевший город. Но нет: во всех домах горел свет, и даже машины еще ездили. Просто туман, закрывавший проход на вершине, гасил все звуки, оставляя ему лишь удары его собственного сердца.
— Вот здесь это произошло, — сказал Кокер Аммиано Эрвину, когда они карабкались по склону вслед за Д'Амуром.
— Повешение?
— Нет. Великая битва между семействами Сумма Суммаментис и Эццо Этериум, случившаяся из-за слов девочки.
— Ты был там?
