— Лучше в объезд, — сказала Феба, когда они остановились в пробке.
Там скопилось с десяток машин, потому что впереди разгружали грузовик, привезший стулья для трибуны.
— Спокойно, — отозвалась Тесла. — У нас впереди целый день. Не дергайся.
— Если бы они знали то, про что знаем мы, — задумчиво проговорила Феба, глядя на прохожих.
— Они и так знают, — сказала Тесла.
— Про Субстанцию? — недоверчиво переспросила Феба. — Вряд ли. По-моему, они и понятия про нее не имеют.
— Может, они просто не хотят вспоминать, — проговорила Тесла, вглядывалась в веселые лица. — Не забывай, все попадают в Субстанцию как: минимум трижды.
— А я пролезу еще один раз, — гордо заявила Феба.
— Тебе помогают с той стороны. Всем помогают, каждому в свое время, но обычно об этом забывают. И живут дальше, как и жили, и думают, будто их жизнь — настоящая.
— Ты принимала наркотики?
— Было дело, — кивнула Тесла, — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты так говоришь… Потому что для меня в этом нет никакого смысла. — Она подняла глаза на Теслу. — Ну вот, ты только что сказала про настоящее. Но ведь так и есть. Я настоящая. Ты настоящая. Джо настоящий.
— Откуда ты знаешь?
— Что за дурацкий вопрос! — воскликнула Феба.
— Можешь дать дурацкий ответ.
— Мы это все делаем. Действуем. Я не похожа на… на… — Она запнулась, поискала глазами и показала пальцем на человека, который сидел за столиком уличного кафе со стаканчиком кофе и листал комиксы в газете. — Меня никто не нарисовал. Не придумал. Не сделал. Я сама стала такой, как есть.
— Вспомнишь эти слова, когда мы попадем в Субстанцию.
— Почему?
— Потому, что там много сделанного.
— И что?
— Ну, сделанное можно и переделать. Так что, если тебе будет что-то угрожать…
— Я просто скажу, пошел вон, — подхватила Феба.
— Ты быстро учишься, — сказала Тесла.
Они свернули с Мейн-стрит, и машин наконец стало по меньше. Потом они поехали по узкой дороге, петлявшей вверх, в сторону хребта Хармона, и там автомобилей не было вовсе. Когда они преодолели треть пути вверх до вершины, дорога вдруг закончилась, без предупредительных знаков и ограждений.
— Вот черт, — сказала Феба. — Я думала, она идет наверх.
— Прямо до вершины?
— Ага.
— Похоже, тут еще шагать и шагать, — сказала Тесла, выходя из машины и оглядывая верхний, покрытый лесом, склон.
— Готова?
— Нет.
— Давай попробуем, раз уж приехали.
И с этими словами она первая двинулась в гору.
3
За свою долгую жизнь Будденбаум видел немало людей, уставших от бесконечного парада жизни. Они предпочли смерть, отказавшись участвовать в надоевшем карнавале. Будденбаум такого не понимал. Разумеется, суть человеческих взаимоотношений в основе своей никогда не меняется, но ведь главная прелесть в нюансах, всегда накладывающих особенный, неповторимый отпечаток. Будденбаум знал по опыту: ни одна мать не может вырастить детей, равно отмерив обоим число поцелуев и шлепков, и нет на свете двух влюбленных пар, идущих к алтарю, а затем к могиле одинаковым путем.
Честно говоря, Будденбаум их жалел — либо слишком умных, либо слишком самовлюбленных, не пожелавших или не сумевших присоединиться к веселой массовке, к общему шествию, каждый поворот которого дарит зрителям и участникам удивительные переживания. Тех, кто отворачивался от действа, какому не гнушались покровительствовать и рукоплескать небожители. Будденбаум сам не раз слышал эти рукоплескания.
Переломы заживали с поразительной быстротой (еще неделя, и его выпадение из окна превратилось бы в одно досадное воспоминание), тем не менее чувствовал он себя скверно. Возможно, позже — когда явятся аватары и он будет знать, что все под контролем, — он примет немного лауданума. А пока грудь его болела, он заметно хромал и утром, отправившись искать приличное место для завтрака, привлек к себе нежелательное внимание. Идти к Китти неловко, рассудил он и нашел в двух кварталах от гостиницы маленькую кофейню. Выбрал столик возле окна и заказал завтрак.
Собственно говоря, он заказал два завтрака и быстро рас правился с ними, готовясь встретить хлопотный день. Он едва смотрел на тарелку, слишком внимательно вглядываясь в лица и руки прохожих, стараясь по ним угадать своих хозяев. Впрочем, никто не обещал, что на этот раз они явятся в человеческом облике. Они могли (никогда не предскажешь) спуститься на землю в облаке света или вкатиться на город скую улицу в огненной колеснице Иезекииля. Дважды на его памяти они принимали облик животных, решив ради забавы посмотреть карнавал в шкуре зверушки или комнатной собачонки. Единственное, чего никогда не видел Будденбаум, так это их настоящих лиц, и после многих лет службы уже не надеялся узнать, как они выглядят. Возможно, никаких лиц у них просто нет. Возможно, они так любят перевоплощения, потому что на самом деле бесплотны.
— Все в порядке?
Он поднял глаза и увидел, что рядом стоит официантка. До этого он не обращал на нее внимания, хотя она была великолепна: рыжие волосы, уложенные локонами, пышная грудь, накрашенное лицо.
— Похоже, у вас сегодня что-то намечается, — сказал Будденбаум.
— Встреча, — ответила она, хлопая густо накрашенными ресницами.
— И мне кажется, что будет она не в молитвенном собрании? — сострил Будденбаум.
— Мы с девочками после фестиваля всегда устраиваем небольшую вечеринку.
— Ага, так это все Для фестиваля? — подхватил Будденбаум — Значит, у вас в городе по такому случаю делают при ческу.
— Вам нравится? — сказала она, осторожно трогая локоны.
— По-моему, экстраординарно, — сказал он и не приврал ни на йоту.
— Спасибо, — просияла официантка. Она порылась в кармашке фартука и достала клочок бумаги. — Если захотите заехать. — Она протянула ему бумажку. Там был адрес и схема улицы. — Мы можем приглашать друзей, но только избранных.
— Я польщен, — отозвался Будденбаум. — Кстати, меня зовут Оуэн.
— Рада познакомиться. Я Джун Давенпорт. Мисс.
Не обратить внимание на последнее слово было бы не вежливо.
— Не могу поверить, что вы до сих пор свободны, — воскликнул Будденбаум.
— Нет никого стоящего, — сказала Джун.
— Кто знает? Может быть, сегодняшний вечер все изменит, — проговорил Оуэн.
На лице ее промелькнула тень надежды.
— Хорошо бы, — сказала она куда веселее, чем посмотрела, и отошла к клиенту, просившему кофе.
