– О, мне очень жаль.
– Жалеть тут не о чем. Так будет лучше для нас обоих.
– Ты и в самом деле так считаешь?
– В самом деле. Мы друг другу не подходим. И сейчас мы оба это поняли. Ладно, хватит обо мне. Как ты поживаешь?
– Ну, с тех пор как наша история попала в газеты, я стал популярной личностью. Меня чуть ли не каждый день приглашают на обеды и вечеринки. Люди ведь чертовски любопытны. Готовы поить меня и кормить, лишь бы выведать какую-нибудь невероятную подробность. Честно говоря, я ничего не имею против. Несколько человек, по большей части молодые парни, делали вид, что интересуются моей скромной персоной, а на самом деле их занимал исключительно каньон. Но я им подыгрывал. И в результате неплохо провел время. Видишь ли, в моем возрасте привередничать не приходится. Уж лучше притворный интерес, чем искреннее равнодушие.
– И что же ты им рассказываешь?
– В основном отделываюсь загадочными намеками и недомолвками. Я уже наловчился с первого взгляда определять, кому что можно рассказать. Те, кто умоляет открыть все без утайки, поднимут меня на смех, вздумай я действительно это сделать.
– Значит, всю правду ты никому не выложил?
– Конечно нет. Я же говорю, никто из моих знакомых к этому не готов.
– А как люди реагируют на твои рассказы?
– Как правило, они жаждут услышать нечто вроде страшной сказки. Они ведь и приглашают меня потому, что уже сумели кое-что пронюхать. По городу ходят самые невероятные слухи. Разные обрывки сплетен. А мои знакомые жаждут их проверить. Вот, собственно, и все обо мне. А теперь расскажи, как у тебя дела. Ты ведь наверняка тоже поделилась с кем-нибудь впечатлениями от своей увеселительной поездки в каньон?
– Нет.
– Неужели?
– Я никому не сказала ни слова.
– Напрасно, уверяю тебя. Такое не следует держать в себе. Иначе и свихнуться недолго.
– Джерри, ты забыл, что я живу не в Голливуде, а в Сакраменто, в Рио-Линда. Если я начну распространяться о Стране дьявола и о том, что там видела, люди решат, что я свихнулась.
– А тебе разве не наплевать на то, что о тебе думают? Скажи честно.
– Не уверена, что мне хочется прослыть сумасшедшей.
– Слушай, а Руни тебя больше не беспокоил?
– Кто? – нахмурилась Тэмми.
– Руни. Ты что, забыла? Это же детектив, который с нами беседовал. Причем много раз.
– Разве его фамилия Руни? Мне казалось, Пельтцер.
– Нет, Лестер Пельтцер – это один из адвокатов Максин.
– Хорошо, Пельтцер – адвокат. А кто такой Руни?
– Да он же тысячу раз представлялся. Я смотрю, у тебя провалы в памяти. Он – детектив полицейского управления Беверли-Хиллз. Именно он первым нас допрашивал. И наверняка пытался с тобой связаться. Ты вообще прослушиваешь сообщения на своем автоответчике?
Тэмми давным-давно этого не делала, однако ответила утвердительно.
– С этим Руни вышла странная штука, – продолжал Джерри. – Он много раз звонил мне на автоответчик, говорил, что ему необходимо расспросить меня о каких-то деталях. Наконец я решил ему перезвонить. И знаешь, что мне ответили в управлении? Что Руни уволен две недели назад.
– Что же ему было от тебя нужно?
– Не иначе как этот сукин сын задумал написать книгу.
– О наших увлекательных приключениях?
– Боюсь, о сюжете и достоинствах его творения мы узнаем, лишь когда оно выйдет из печати.
– И этот детектив имеет право воспользоваться нашими показаниями? По-моему, это противозаконно.
– Он изменит имена. Или кое-какие обстоятельства. На этот счет существует много уловок.
– Но то, что случилось в каньоне, – наше частное дело. Он узнал о некоторых фактах благодаря своему служебному положению. И не имеет права растрепать об этом всему миру.
– Думаю, нам стоит поговорить с Пельтцером. Возможно, он придумает способ запретить этому пройдохе использовать наши показания.
– Господи, сколько проблем, – вздохнула Тэмми. – Раньше, до каньона, жизнь была куда проще.
– А сейчас тебе приходится нелегко?
– Да, не сладко. Хотя зачем кривить душой? У меня сейчас тяжелое время, очень тяжелое. Меня замучили кошмарные сны.
– Сны? Значит, все дело только в ночных кошмарах? Или в чем-то еще?
Тэмми помолчала, решая, стоит ли делиться с Джерри своими неприятностями. Не обернется ли излишняя откровенность против нее? Да, они вместе прошли через множество опасных передряг – но ведь, в сущности, она совсем не знает этого человека. Вдруг он тоже собирается писать книгу? Все эти соображения пронеслись в голове Тэмми, и она ответила:
– Да нет, на самом деле у меня все в порядке.
– Рад слышать. – В голосе Джерри звучало искреннее облегчение. – А репортеры оставили тебя в покое?
– Иногда кто-нибудь из этой братии пытается ко мне проникнуть. Но у меня в двери глазок, и если мне кажется, что незваный гость подозрительно напоминает журналиста, я просто не открываю дверь.
– Я так понимаю, ты теперь узница в собственном доме?
– Господи, конечно нет, – солгала Тэмми. – Неужели я буду сидеть взаперти?
– Рад слышать, – повторил Брамс.
– К сожалению, Джерри, сейчас мне придется с тобой проститься. У меня тысяча дел и…
– Понял, понял. И все же удели мне еще минуту.
– Да, разумеется.
– Возможно, то, что я тебе скажу, прозвучит немного… странно.
– Ничего, я привыкла к странностям.
– И все же мне необходимо рассказать тебе от этом.
– Джерри, я вся внимание.
– Мы с тобой никогда не обсуждали то, что произошло там, в этом доме.
– Нет. Но я думаю, мы все и так понимаем…
– Я сейчас говорю не обо всех. Только о нас с тобой. О том, что случилось с нами в той комнате. Ты же знаешь, она обладала особой силой. Благодаря ей Катя долгие годы сохраняла молодость и красоту.
– К чему ты клонишь?
– Я предупредил, что собираюсь сказать нечто странное. Но ты права, странностями нас с тобой не удивишь… – Джерри глубоко вздохнул, словно набираясь смелости. – Ты ведь знаешь, что я был болен раком? Доктора давали мне год жизни. Операция была бесполезна. Я узнал об этом в прошлом году. В декабре. Неплохой рождественский подарок, правда?
– Джерри, у меня нет слов, чтобы выразить тебе свое сочувствие.
– Подожди, Тэмми, ты не дослушала. Я сказал, что был болен раком.
