— Ах, Джекоб, — рыдая, выговорила она. — Что ты наделал?
— Нет-нет, — сказал он, качая головой, по его щекам катились слезы. — Это не я…
— Держи меня! — сказала она, разбрасывая руки и падая в его сторону.
По его выражению было ясно, что он не хочет к ней прикасаться, но у него не оставалось выбора. Он сделал шаг ей навстречу, чтобы поймать, раскинул руки, повторяя ее движение, как в зеркале, потом замкнул; инерция ее падения увлекла их обоих — они упали на колени. Он больше не говорил о своей невиновности, просто опустил голову на ее плечо и, рыдая, снова и снова повторял ее имя.
Уилл не хотел видеть конец этой сцены. У него было время, чтобы сбежать, и он воспользовался им, подальше обойдя эту парочку на пути к калитке. Вдруг он увидел орудие убийства: нож лежал на росистой траве там, куда его уронила Роза. Инстинкты Уилла сработали быстро, не оставив места сомнениям. Одним движением он подобрал нож, тяжесть которого заряжала восторгом руку. Только выйдя за калитку и почувствовав себя в безопасности, он решился посмотреть на Розу и Джекоба. Пара оставалась в том же положении. Они так и стояли на коленях, Стип прижимал к себе женщину. Рыдал ли он? Уиллу показалось, что рыдал. Но трели птиц, поднимавшихся отовсюду по своим дневным делам, были такие громкие, что скорбные звуки тонули в них.
X
Обстоятельства требовали, чтобы Уилл тренировал свое умение лгать, и он довел его до совершенства, чтобы обманом получать разрешение пробираться в места, доступ в которые был запрещен, снимать то, что не должен был видеть. Этот навык хорошо послужил ему после происшествия в больничном саду. Сначала в больнице, через считаные минуты после сцены с ножом, когда он подписывал бумаги, разрешавшие привязать бирку к ноге отца и увезти тело, потом в машине с Аделью, когда они возвращались домой, — на протяжении всего этого времени он напускал на себя расстроенный и угнетенный вид, усомниться в искренности которого было невозможно.
Он, конечно, не повторил Адели признания, которое сделала Роза. Какой в этом смысл? Пусть верит, что ее возлюбленный Хьюго мирно умер во сне. Зачем тревожить эту женщину правдой со всеми ее нелепыми подробностями. К тому же правда вызывала вопросы, на которые у Уилла не было ответов. По крайней мере, пока. В саду было сказано достаточно для того, чтобы он стал лелеять надежду, что ему удастся раскрыть тайну. Слова, сказанные Розой о Рукенау, из которых выходило, что он живое существо (видимо, столь же неподвластное годам, как сама Роза и Стип), и представление о том, что он каким-то образом может исцелить ее боль (может, она предчувствовала рану, которую вот-вот должна получить?), стали двумя новыми составляющими этой истории. Он пока не свел воедино все части головоломки, но непременно сделает это. Уилла еще не покинуло чувство, охватившее его в саду: что Господин Лис с его искрометным нравом остался в нем. И он вынюхает правду, сколько бы трупов ни было навалено сверху.
Это, несомненно, опасно: жестокие намерения, которые Стип вынашивал перед рассветом, теперь стократно умножились. Уилл больше не был ошибкой выбора, мальчишкой с дырой в голове, выросшим в слишком прилипчивого взрослого. Он не только владел информацией (малой толикой информации, но Стипу это было неизвестно), но еще и видел, как была ранена Роза. И словно всего этого было мало, Уилл теперь еще и завладел ножом. Ведя машину, он чувствовал, как нож постукивает по груди — он лежал во внутреннем кармане. Джекоб заявится если не за чем другим, то уж за ножом — точно.
Понимая это, Уилл хотел как можно скорее расстаться с Аделью. Стип явно не испытывал ни малейшей жалости к людям, которые оказывались между ним и его жертвой. Если Адель окажется на его пути, ее жизнь не будет стоить ломаного гроша. К счастью, ее слезы высохли, по крайней мере на время: она перебирала, что нужно сделать. Связаться с похоронной конторой, купить гроб, сказать викарию в церкви Святого Луки, чтобы организовал службу. Они с Хьюго нашли миленький участок у западной стены кладбища, сообщила она Уиллу. Странно, подумал Уилл, что человек, презиравший религию, отказался от кремации и предпочел лежать среди богобоязненных деревенских стариков. Возможно, Хьюго сделал это ради Адели, но и это удивительно: он пренебрег собственными чувствами, потворствуя ее желаниям. В особенности в том, что касалось этого последнего решения. Может быть, он питал к ней более глубокие чувства, чем казалось Уиллу.
— Он оставил завещание, это я знаю, — говорила Адель. — Оно у нотариуса в Скиптоне. Как его… мистер… Напьер. Точно. Напьер. Думаю, связаться с ним должен ты, как ближайший родственник.
Уилл сказал, что сейчас же это сделает.
— Но сначала завтракать, — сказала Адель.
— Может, вам лучше на несколько часов пойти к сестре, — сказал Уилл. — Зачем вам готовить…
— Именно это я и хочу делать — готовить, — твердо сказала она. — В этом доме я была счастливее, — когда она говорила это, они подъезжали к воротам дома, — чем в каком-либо другом месте. И именно здесь я хочу быть сейчас.
Уилл прекрасно помнил ее упрямство и понимал, что дальнейшие уговоры лишь укрепят Адель в ее решении. Лучше уж позавтракать и обдумать ситуацию не на пустой желудок. Уилл подозревал, что у него есть несколько спокойных часов, прежде чем Стип сделает следующий ход. Джекобу нужно куда-то деть тело Розы, если она, конечно, мертва. Если же Роза осталась жива, можно предположить, что он станет ее выхаживать. По меньшей мере рана ее очень серьезна, к тому же ее нанесло оружие, обуреваемое жаждой убийства. Но срок жизни Розы уже многократно превзошел срок жизни простого смертного (она побывала на берегах Невы двести пятьдесят лет назад), а потому убить ее не так просто, как человеческое существо. Может быть, сейчас она уже в шаге от выздоровления.
Иными словами, он знал очень мало, а предсказать мог еще меньше. Что делать в таких обстоятельствах, если не есть? Это был рецепт Адели, и, ей-богу, он действовал. И у него, и у нее на душе полегчало, пока она готовила и подавала завтрак, вполне подходящий для потенциального самоубийцы: бекон, колбаса, яйца, почки, грибы, томаты и жареные хлебцы.
— Ты когда вчера уснул? — спросила она за едой.
Он ответил, что не раньше половины второго.
— Сегодня тебе надо немного поспать, — сказала она. — Два часа — это для кого хочешь мало.
— Может, попозже выкрою время, — ответил он, хотя и понимал, что придется выбирать между усталостью и необходимостью быть начеку.
Подкрепившись, выпив чаю и выкурив две сигареты, он ради душевного спокойствия Адели позвонил нотариусу Напьеру. Тот выразил соболезнования и подтвердил, что документы были подготовлены два года назад, и если Уилл не будет оспаривать волю отца, то все деньги Хьюго и, конечно, дом достанутся Адели Боттралл. Уилл ответил, что у него нет ни малейшего желания оспаривать волю отца, и, поблагодарив Напьера за быстрый ответ, отправился сообщить эту новость Адели. Он нашел ее у дверей кабинета Хьюго.
— Думаю, лучше тебе посмотреть его бумаги, — сказала она. — Ну, на тот случай, если… ой, я не знаю… что-нибудь от твоей матери. Всякие конфиденциальные вещи.
