Она поднялась и сплела пальцы.
— Что, если он с ними?
— Почему ты так думаешь?
— Потому что он так и не забыл Розу. Да что там — он все это время думал о ней, я абсолютно уверена. Он признался всего раз или два, но она никогда не выходила у него из головы.
— Тем больше причин собраться и быть готовыми к отъезду, — сказал Уилл, вставая. — Я хочу, чтобы мы уехали, как только появится Шервуд.
Она направилась — Уилл за ней — в холл.
— Ты говорил, что не уверен, плохие это новости или хорошие, — заметила Фрэнни на ходу. — Мне кажется, плохие.
— Но не для меня, — сказал Уилл. — Я тридцать лет жил в тени Стипа, а теперь свободен от него.
— Если он тебя не убьет, — добавила Фрэнни.
— И все равно я буду свободен.
Она посмотрела на него.
— Неужели все так ужасно?
— Как есть, так и есть, — ответил Уилл, пожав плечами. — Знаешь, я не жалею, что повстречался с ним: благодаря ему я стал тем, кто я есть. Неужели я должен сожалеть о том, что я — это я?
— Уверена, многие сожалеют. О том, что они — это они, я хочу сказать.
— Я не из их числа. Я достиг в жизни гораздо большего, чем рассчитывал в молодости.
— А теперь?
— Теперь я должен двигаться дальше. Я чувствую, это уже происходит. Во мне начинается какое-то движение.
— Я хочу, чтобы ты мне рассказал.
— Думаю, мне не найти слова, — сказал Уилл, улыбнулся и, увидев ее недоумение, добавил: — Я… взволнован. Знаю, это странно звучит, но так оно и есть. Я боялся, что все это никогда не кончится. А теперь это происходит.
Она отвела глаза и поспешила вверх по лестнице.
— У тебя есть способы защищаться от него? — крикнула Фрэнни с лестничной площадки.
— Да, есть.
— Ты мне не скажешь?
— Да есть одна штука, — сказал он и, сунув руку в карман, прикоснулся к ножу — впервые после того, как поднял его с земли.
Пальцам передались вибрации необыкновенной истории этого клинка, и он понял, что должен убрать руку, но его плоть отказывалась повиноваться. Пальцы обхватили липкую рукоять и мгновенно стали рабами исходившего от ножа упоения. Ах, сколько зла может причинить этот нож…
Убить Стипа не составит труда — вонзить клинок глубоко в эту несчастную плоть, чтобы остановилось сердце. А если у него нет сердца, нож будет колоть и колоть, оставляя раны, пока от него не останутся одни дыры, из которых вытечет жизнь.
— Уилл? — окликнула с лестницы Фрэнни.
— Да?
— Ты меня слышишь? Я тебе кричу.
Окунувшись в жестокость ножа, он не слышал ни слова.
— Что-то не так? — откликнулся он, распахивая пиджак.
Пальцы никак не могли оторваться от рукояти, костяшки побелели.
— Я хочу выпить чашку чая, — крикнула Фрэнни.
Контраст был такой нелепый — нож в его руке весь в соках Розы и желание Фрэнни выпить чашку чая, — что Уилл вырвался из воспоминаний. Он расцепил пальцы и запахнул пиджак, словно захлопнул ящик Пандоры.
— Я заварю, — сказал он и направился на кухню.
От каждого шага по телу расходились волны боли.
Поначалу он не понял почему. И, только вымыв руки под холодной водой, сообразил, что его беспокоят шрамы, оставленные медведицей, словно организм в наказание за то, что Уилл не дал ему насладиться клинком, вспомнил о старых болячках.
Он понял, что нужно быть осторожнее. С ножом придется держать ухо востро. Если он когда им и воспользуется, последствия могут быть серьезными.
Уилл вымыл руки и занялся приготовлением чая, слыша, как возится наверху Фрэнни. Он принес в ее жизнь угрозу катастрофы, но, судя по уверенному поведению Фрэнни, она не ждала особых неприятностей. Фрэнни, как и он, была меченой. Меченым был и Шервуд. Может, не так сильно, как он, но, с другой стороны, кто знает? Если бы Шервуд не пал жертвой Розы, то, может быть, его состояние с возрастом улучшилось бы и Фрэнни была бы свободна от своих обязанностей перед ним. Может, встретила бы кого-нибудь. Вышла замуж. Жила бы счастливой жизнью, более полной, чем определила ей судьба.
Он наливал в эмалированный чайник кипяток, когда услышал, как открылась и закрылась парадная дверь.
— Это ты, Шервуд? — раздался сверху голос Фрэнни.
Уилл не заявил о себе — притаился на кухне. Фрэнни спускалась по лестнице.
— Я начала беспокоиться.
Шервуд пробормотал в ответ что-то — Уилл не разобрал.
— Вид у тебя ужасный, — сказала Фрэнни. — Что случилось, черт возьми?
— Ничего…
— Шервуд?
— Просто я себя неважно чувствую, — сказал он. — Пойду к себе — лягу.
— Нет. Мы должны уехать.
— Я никуда не поеду.
— Шервуд, мы должны уехать. Стип возвращается.
— Нас он не тронет. Ему нужен Уи…
Он остановился на полуслове и посмотрел в сторону кухонной двери, где появился Уилл.
— Что — Роза все еще жива? — спросил Уилл.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Шервуд. — Фрэнни, о чем это он? Нам никуда не нужно уезжать. Уилл пришел, чтобы, как всегда, доставить неприятности.
— Кто тебе это сказал?
— Это очевидно, — ответил Шервуд, глядя в пол, а не сестре в глаза. — Он всегда этим занимался.
— Где она, Шервуд? — спросил Уилл. — Он ее похоронил?
— Нет! — закричал Шервуд. — Это моя женщина, и она жива!
— Где она?
— Я тебе не скажу. Ты сделаешь с ней что-нибудь плохое.
— Ничего я с ней не сделаю, — сказал Уилл, выходя из кухни.
Это движение испугало Шервуда. Он неожиданно повернулся и метнулся к двери.
— Постой! — закричала Фрэнни, но он ничего не хотел слушать.
В мгновение ока Шервуд оказался на улице. Уилл бросился следом. По дорожке к распахнутой калитке, потом налево и опять налево, Шервуд, осмотрительно избегая улицы, где его бег замедлят машины, направлялся за дом. Уилл бежал, крича ему вслед, чтобы он остановился, но тщетно. Шервуд был довольно ловок, и Уилл понимал: если он вырвется на открытое пространство, погоня будет проиграна. Но Фрэнни перехитрила брата. Она выбежала из задней двери прямо на Шервуда и ухватила его с такой силой, что он не успел высвободиться до того, как подбежал Уилл.
— Успокойся. Успокойся, — повторяла Фрэнни.
Но Шервуд, не обращая на нее внимания, яростно обрушился на Уилла.
— Зачем ты вернулся?! — закричал он. — Ты все испортил! Все!
