— Ну-ка, возьми себя в руки, — резко сказала Фрэнни. — Я хочу, чтобы ты глубоко вздохнул и успокоился, а не то покалечишь кого-нибудь. Слушай… давай вернемся в дом и поговорим, как цивилизованные люди.
— Пусть сначала отпустит меня, — потребовал Шервуд.
— А ты не удерешь? — спросила Фрэнни.
— Не удеру, — горько ответил Шервуд.
— Обещаешь?
— Я не ребенок, Фрэнни! Если я сказал, что не убегу, значит, не убегу.
Уилл отпустил его. То же самое сделала и Фрэнни. Шервуд не шелохнулся.
— Довольны? — мрачно сказал, он и, ссутулившись, поплелся в дом.
2
Они наконец оказались в доме, и Уилл предоставил Фрэнни задавать вопросы. Что касается Шервуда, то Уилл для него враг, и если вопросы будет задавать он, ответов не дождешься. Фрэнни начала с пересказа сокращенной версии того, что узнала от Уилла. Шервуд все это время молчал, уставившись в пол, но когда она сказала, что Хьюго убили Стип и Макги — что Фрэнни проницательно замалчивала (сначала просто сказав, что Хьюго мертв) почти до конца своего монолога, — Шервуд не мог скрыть потрясения. Разговаривая в прошлый раз с Уиллом, он сказал, что симпатизировал Хьюго, и теперь занервничал, а когда Фрэнни рассказала об участии в этом Розы, глаза у Шервуда стали влажные.
— Я только хотел спасти ее от Стипа. Она беспомощна, — вымолвил он наконец.
Теперь он смотрел на сестру, в глазах блестели слезы.
— Зачем ему убивать ее, если она не пыталась освободиться? Она ведь и не хочет ничего другого.
— Может, нам удастся ей помочь, — сказал Уилл. — Где она?
Шервуд снова повесил голову.
— По крайней мере, расскажи нам, что случилось, — мягко попросила Фрэнни.
— Я встретил ее несколько дней назад в холмах, когда гулял там. Она сказала, что ищет меня, что ей нужна моя помощь. Она спросила, не могу ли я найти для нее какое-нибудь место, где можно спать: ведь Суда больше нет. Я знал, что ее нужно опасаться, но мне не было страшно. Я так часто представлял себе, что снова ее увижу. Воображал, что встречу ее именно так, как и случилось, — там, под солнцем. Она казалась такой одинокой. И совсем не изменилась. И она сказала, что счастлива снова видеть меня. Это как встреча со старым другом, сказала она, и еще она надеется, что я чувствую то же самое. Я ответил, что так и есть. Сказал, что могу снять для нее номер в гостинице в Скиптоне, но она ответила: нет, Стип отказывается останавливаться в гостиницах, опасается, что кто-нибудь может запереть дверь, пока он спит. Я не понимаю, что это значит, но так она сказала. До этого она ни разу не упомянула Стипа, и я почувствовал разочарование. Я думал, может, она вернулась одна. Но по тому, как она просила меня, я видел, что она его боится. И тогда я сказал, что знаю одно место, куда они могут пойти. И отвел ее туда.
— А ты видел Стипа? — спросила Фрэнни.
— Потом уже видел.
— Он тебе не угрожал?
— Нет. Вел себя тихо, и вид у него был больной. Я ему почти сочувствовал. Я видел его всего раз.
— А сегодня утром? — спросил Уилл.
— Сегодня утром я его не видел.
— Но ты видел Розу.
— Я ее слышал, но не видел. Она лежала в темноте. И сказала, чтобы я уходил.
— Как она говорила?
— Слабым голосом. Но не похожим на голос умирающей. Она бы попросила меня о помощи, если бы умирала.
— Но не в том случае, если бы понимала, что уже слишком поздно, — сказал Уилл.
— Не говори так, — оборвал его Шервуд. — Ты две минуты назад сказал, что мы можем ей помочь.
— Я ни в чем не могу быть уверен, пока не увижу ее, — ответил Уилл.
— Где она, Шер? — спросила Фрэнни.
Шервуд снова смотрел в пол.
— Да бога ради, ничего мы ей не сделаем. Ну, в чем дело?
— Я… просто… ни с кем не хочу ее делить, — тихо проговорил Шервуд. — Она была моей маленькой тайной. Мне хочется, чтобы так и оставалось.
— Значит, пусть она умирает, — раздраженно сказал Уилл. — Ты ведь ни с кем не хочешь ее делить. Хочешь, чтобы она умерла?
Шервуд отрицательно покачал головой.
— Нет, — пробормотал он и добавил еще тише: — Я провожу вас к ней.
XII
Счастье всегда вызывало у Джекоба желание испытать нечто противоположное. Пребывая в блаженном состоянии после очередной удачной резни, Стип неизменно отправлялся в какой-нибудь культурный центр, чтобы посмотреть трагедию, а еще лучше — оперу, чтобы всколыхнуть те чувства, которые он обычно держал под спудом. Затем он предавался страстям, как: излечившийся алкоголик, оставленный среди бочек бренди, запах которого он вдыхает до беспамятства.
Но, в отличие от счастья, отчаяние требовало чего-то подобного. Когда он, как теперь, был поглощен этим чувством, его природа толкала Стипа на поиски чего-то похожего. Другие искали для ран исцеления. А он хотел одного: натирать их солью снова и снова.
До этого дня у него под рукой всегда было целебное средство. Когда отчаяние становилось невыносимым, Роза отводила его от края пропасти и восстанавливала равновесие. Чаще всего ее лекарством был секс — сиськи-письки, как она это называла в игривом настроении. Но сегодня Роза сама была причиной его отчаяния. Она умирала от его руки, и рана оказалась слишком глубока — неисцелима. Он уложил ее в темноте ветхого домишки и, по ее просьбе, оставил одну.
— Я не хочу, чтобы ты был рядом, — сказала она. — Убирайся с глаз моих.
И он ушел. Прочь из деревни, вверх по склону холма. Он искал место, где его отчаяние усилится. Ноги сами знали, куда его нести: в рощу, где этот проклятый мальчишка показывал ему видения. Стип знал: там он найдет пищу для своего отчаяния. Как он жалел, что его нога ступила когда-то на этот клочок земли — не было на планете другого места, которое вызывало у него такое горькое чувство. Задним умом он понимал: первая его ошибка заключалась в том, что он дал нож Уиллу. А вторая? В том, что он не убил мальчишку, когда понял, что тот — проводник. Что за странное сочувствие снизошло на него в ту ночь — отпустил этого выродка живым, зная, что голова Уилла наполнена украденными воспоминаниями?
Но даже и эта глупость не стоила бы ему так дорого, если б мальчишка не вырос гомосеком. А тот взял и вырос. А поскольку его не волновала проблема продолжения рода, он стал куда более сильным врагом… нет, не врагом, чем-то позамысловатее… Вот если бы он женился и стал отцом… Стип всегда чувствовал себя неловко в компании гомосексуалистов, но при этом испытывал к ним, почти против воли, симпатию. Как и он, они вынуждены сочинять самих себя, как и он, они поглядывали на свое племя словно со стороны. Но он бы с удовольствием посмотрел на уничтожение всего клана, если б это могло воспрепятствовать его встрече с Уиллом.
