Его трясло от холода, зубы выбивали дробь. Ноги болели, исхлестанное дождем лицо онемело. Он хотел закричать, позвать на помощь, но быстро оставил попытки: сквозь шум дождя голос звучал слишком слабо. Надо беречь силы и дождаться, когда кончится гроза, чтобы сообразить, где он. Это будет нетрудно, когда загорятся огни в деревне, а рано или поздно это произойдет.
И вдруг он услышал крик в шуме грозы, что-то прорвалось сквозь пелену дождя, метнулось у него перед глазами…
— Хватай его! — услышал он хриплый голос и невольно бросился на землю, чтобы схватить беглеца.
Руки вцепились во что-то тощее и пушистое, оно пискнуло и забилось в его руках, напутанное еще больше, чем Уилл.
— Держи его, парень, держи!
Говоривший навис сверху. Это была женщина, одетая в черное с головы до ног, с то и дело гаснущей лампой в руках. В ее желтоватом свете возникло лицо, прекраснее которого он не видел: бледное совершенство в обрамлении темно-рыжих волос.
— Ты настоящее сокровище, — сказала она Уиллу, поставив лампу на землю.
Она говорила как местная, но с примесью кокни.
— Подержи этого треклятого зайца еще минуту — я сейчас достану мешок.
Она стала рыться в складках плаща, а потом подскочила к Уиллу, молниеносно выхватила у него пищавшего зайца и сунула в мешок, тут же завязав его веревкой.
— Ты просто золото, — добавила она. — Не будь ты таким проворным, ходить бы нам голодными — мистеру Стипу и мне.
Она положила мешок на траву.
— Господи, ну и вид у тебя! — И она наклонилась, чтобы получше рассмотреть Уилла. — Как тебя зовут?
— Уильям.
— Был у меня однажды Уильям, — заметила женщина. — Хорошее имечко.
Лицо ее было совсем рядом с лицом Уилла, и от дыхания исходило приятное тепло.
— Вообще-то, кажется, даже двое. И оба такие милые детишки. — Она протянула руку и дотронулась до его лица. — Да ты как ледышка.
— Я потерялся.
— Это ужасно. Ужасно, — повторила она, поглаживая его по щеке. — Как могла твоя мать отпустить тебя из дома? Ей должно быть стыдно. Вот что я скажу. Стыдно.
Уилл хотел было возразить, но от пальцев женщины исходило такое тепло, что его стало клонить в сон.
— Роза? — послышался чей-то голос.
— Да? — отозвалась женщина, и голос ее вдруг стал игривым. — Я здесь, Джекоб.
— Кого ты там нашла?
— Я просто поблагодарила парнишку, — сказала Роза, отводя руку от лица Уилла. — Он поймал наш обед.
— Правда? — отозвался Джекоб. — Отойди-ка в сторонку, миссис Макги, дай мне взглянуть на парня.
— Хочешь смотреть — смотри, — ответила Роза и, подхватив мешок, зашагала вниз по склону.
За две или три минуты, что прошли с того момента, как Уилл поймал зайца, небеса потемнели, и когда он посмотрел на Джекоба Стипа, то не смог его разглядеть. Он высокий, это ясно, в длиннополом плаще с блестящими пуговицами. Бородатый, а волосы длиннее, чем у миссис Макги. Но черты лица Уилл разобрать не смог.
— Тебе давно пора быть дома, — сказал Джекоб.
Уилла пробрала дрожь, но не из-за холода, а из-за того, что в голосе было столько тепла.
— Парнишка совсем один — запросто может нарваться на неприятности.
— Он потерялся, — сказала миссис Макги.
— В такую погоду это с каждым может случиться. Он не виноват.
— Может, возьмем его с собой? — предложила Роза. — Ты бы зажег один из своих огоньков.
— Помолчи! — отрезал Джекоб. — Не говори мне об огоньках: парень совсем закоченел. Где твои мозги?
— Как хочешь. Меня это не касается. Жаль, ты не видел, как он поймал зайца. Бросился на него как тигр.
— Мне повезло, только и всего, — сказал Уилл.
Мистер Стип глубоко вздохнул и, к великой радости Уилла, спустился еще на пару ярдов.
— Можешь встать? — спросил он Уилла.
— Конечно могу.
Уилл встал. Мистер Стип подошел ближе, но стемнело еще сильнее и рассмотреть его черты по-прежнему не удавалось.
— Гляжу я на тебя и думаю: не предназначено ли нам было судьбой встретиться на этом холме? — тихо сказал он. — Может, нам всем повезло сегодня вечером.
Уилл все еще пытался разглядеть его лицо и мысленно соединить его с голосом, который так его тронул, но глазам это было не под силу.
— Заяц, миссис Макги, — сказал Стип.
— Что — заяц?
— Мы должны его освободить.
— После такой погони? — удивилась Роза. — Ты с ума сошел!
— Мы должны быть ему благодарны за то, что он вывел нас на Уилла.
— Я его поблагодарю, когда буду потрошить, Джекоб, и это мое последнее слово. Боже мой, до чего же ты непрактичен! Выбрасывать еду! Я этого не допущу.
Прежде чем Стип успел возразить, она схватила мешок и, заторопившись вниз по склону, исчезла из вида.
Только теперь, глядя, как она спускается, Уилл понял, что гроза почти кончилась. Ливень перешел в мелкий дождик, мрак рассеивался. Он даже увидел огоньки в долине. И конечно, испытал облегчение, но не такое сильное, как ожидал. Мысль о возможности вернуться домой была приятной, но это означало расставание с человеком, который стоял у него за спиной, положив ему на плечо тяжелую руку в кожаной перчатке.
— Ты видишь отсюда свой дом? — спросил он Уилла.
— Нет… Пока не вижу.
— Понемногу прояснится.
— Да, — сказал Уилл, который только теперь начал ориентироваться.
Он шел наугад, обогнул половину долины и теперь смотрел на деревню совсем с другой стороны. Ярдах в тридцати вниз от гребня, на котором он стоял, была тропинка. Она должна вывести на дорогу, которая привела его к зданию Суда. Если на развилке он свернет налево, то вернется в Бернт-Йарли, а там уж как-нибудь добредет до дома.
— Тебе пора, мальчик. Наверняка у такого замечательного парня любящие родители. — Рука в перчатке сжала его плечо. — Я тебе завидую, потому что своих родителей не помню.
— Мне… очень жаль, — неуверенно сказал Уилл.
Он не был уверен, нуждается ли в сочувствии такой человек, как Джекоб Стип. Однако тот благосклонно принял его слова.
— Спасибо, Уилл. Сострадание — важная черта характера мужчины. К сожалению, наш брат часто им пренебрегает.
Уилл услышал, как дыхание Стипа замедлилось, и стал дышать в такт.
— Тебе нужно идти, — сказал Джекоб. — Родители будут волноваться.
— Нет, не будут, — ответил Уилл.
— Они наверняка…
— Не будут. Им все равно.
