Вид у Фрэнни был довольно озадаченный, но Уилл сделал вид, что ничего не заметил.
— Ну, до завтра, — сказал он.
— Ты иногда бываешь такой странный, — отозвалась Фрэнни. — Ты это знаешь?
— Нет.
— Знаешь-знаешь, — сказала она с легким упреком. — И думаю, тебе это нравится.
Уиллу не удалось сдержать улыбку.
— Может, и знаю.
Тут дверь распахнулась, и в комнату вошел Шервуд. В волосы у него были вплетены перья.
— Ты знаешь, кто я?
— Цыпленок, — сказал Уилл.
— Никакой я не цыпленок, — возмутился глубоко оскорбленный Шервуд.
— Но ты похож на цыпленка.
— Я Джеронимо.
[6]
— Цыпленок Джеронимо.
— Я тебя ненавижу, — сказал Шервуд. — И все в школе тебя ненавидят.
— Шервуд, помолчи, — оборвала его Фрэнни.
— Ненавидят! — продолжал Шервуд. — Все думают, что ты полоумный. Тебя так и называют за глаза — Уильям Полоумный.
Теперь уже смеялся Шервуд.
— Полоумный Уильям! Уильям Полоумный!
Фрэнни напрасно пыталась его остановить — было ясно, что он будет гримасничать, пока не кончится запал.
— Мне плевать! — крикнул Уилл. — Ты настоящий дебил, а мне плевать!
Он схватил пальто и, обогнув Шервуда (который стал еще и пританцовывать), направился к двери. Фрэнни не удавалось угомонить брата. Он вертелся на месте, подпрыгивая и вопя.
Честно говоря, Уилл обрадовался Шервуду. Это был отличный предлог, чтобы убраться восвояси, что он и сделал, прежде чем Фрэнни приструнила своего братца. Не о чем волноваться. Он вышел из дома, миновал склад утиля и дошел до конца Самсон-роуд, а до него все еще доносились крики Шервуда.
VIII
1
— Мы переехали сюда, потому что ты так хотела, Элеонор. Пожалуйста, не забывай об этом. Мы приехали сюда из-за тебя.
— Я знаю, Хьюго.
— Так о чем ты говоришь? Хочешь, чтобы мы опять переехали?
Уилл не разобрал ответ матери. Ее тихие слова потонули в рыданиях. Но он слышал, что говорит отец.
— Господи, Элеонор, перестань рыдать. Мы не сможем поговорить, если ты будешь рыдать всякий раз, когда заходит речь о Манчестере. Если не хочешь возвращаться туда, я не возражаю, но я должен понять, чего ты хочешь. Так долго не может продолжаться — ты принимаешь столько таблеток, что и не сосчитать. Это не жизнь, Элеонор.
Что она ответила? «Я знаю»? Уиллу так показалось, хотя через дверь расслышать было непросто.
— Я хочу сделать так, как лучше для тебя. Как лучше для всех нас.
И теперь Уилл расслышал-таки слова матери.
— Я не могу здесь оставаться, — сказала она.
— Тогда давай решим окончательно: ты хочешь вернуться в Манчестер?
— Я знаю, что не могу здесь оставаться, — повторила она.
— Отлично, — сказал Хьюго. — Мы возвращаемся. Неважно, что наш дом продан. Неважно, что мы потратили на переезд тысячи фунтов. Мы просто возвращаемся.
Голос его становился громче, как и рыдания Элеонор. Уилл услышал достаточно. Он отошел от двери и поспешил наверх, скрывшись в ту минуту, когда дверь гостиной открылась и оттуда пулей вылетел отец.
2
Этот разговор поверг Уилла в панику. Нет, они не могут уехать именно сейчас, это невозможно. Теперь, когда он впервые в жизни что-то стал понимать. Возвращение в Манчестер было равносильно тюремному приговору. Там он зачахнет и умрет.
А какой оставался выбор? Только один — убежать, как он и хвастался Фрэнни. Он все тщательно спланирует, ничто не оставит на волю случая. Нужно запастись деньгами и одеждой. И еще надо знать пункт назначения. Последнее труднее всего. Деньги можно украсть (Уилл знал, где мать их прячет), одежду он соберет заранее. Но куда идти?
Он стал рассматривать карту мира на стене в своей спальне, сопоставляя с этими фигурами пастельных тонов те сведения, которые почерпнул из телепередач и журналов. Скандинавия? Слишком холодно и темно. Италия? Может быть. Но он не говорит по-итальянски и не самый сообразительный ученик. Французский Уилл немного знал, и в его жилах текла французская кровь, но Франция слишком близко. Если он хочет путешествовать, надо отправиться куда-нибудь подальше, а не во Францию, до которой рукой подать. Может, Америка? Вот это, пожалуй, то, что надо. Он стал водить пальцем по штатам, с удовольствием читая названия: Миссисипи, Вайоминг, Нью-Мехико, Калифорния. У него поднялось настроение. Только нужно посоветоваться с кем-нибудь, как выбраться из страны, и он точно знал, кто такой совет может дать: Джекоб Стип.
На следующий день Уилл отправился на поиски Стипа и Розы Макги. Была уже середина ноября, и день стал совсем коротким, но он использовал его по полной: прогулял уроки в школе три дня подряд, взбираясь на холмы и стараясь отыскать хоть какой-то намек на присутствие этих двоих. Во время поисков у него зуб на зуб не попадал: снег еще не выпал, но на холмах была наледь — склоны будто укрыты шубой, а солнце появлялось совсем ненадолго и не успевало ее растопить.
Овцы уже спустились на пастбища пониже, но Уилл не был в одиночестве на холмах. Зайцы, лисы, а то и олени оставляли следы на подернутой инеем траве. Но других признаков жизни он не встречал. Что до Джекоба и Розы, то даже следы их обуви ему не попадались.
Наконец вечером третьего дня к нему пришла Фрэнни.
— Что-то не похоже, чтобы у тебя был грипп, — сказала она.
Уилл подделал записку от родителей, чтобы объяснить свое отсутствие в школе.
— Ты поэтому пришла? Чтобы проверить?
— Не тупи. Я пришла, потому что должна тебе кое-что сказать. Кое-что странное.
— Что?
— Помнишь, мы говорили о Суде?
— Конечно.
— Ну так вот. Я пошла посмотреть на него. И знаешь что?
— Что?
— Там кто-то живет.
— В Суде?
Фрэнни кивнула. По выражению ее лица было ясно: то, что она увидела, выбило ее из колеи.
— Ты заходила внутрь? — спросил Уилл.
Она отрицательно покачала головой.
— Я просто видела женщину в дверях.
— И как она выглядела? — спросил Уилл, не осмеливаясь надеяться.
— Она была в черном…
«Это Роза, — подумал Уилл. — Миссис Макги. А там, где Роза, должен быть и Джекоб».
