Он коротко, почти судорожно вздохнул.
— Я умираю. И мне это не нравится. Я не умиротворен. Я не примирился…
Он повернулся, чтобы взять самокрутку у Уилла.
— Я еще… не закончил с этой жизнью. Даже… в первом приближении. Не закончил.
Он еще раз затянулся марихуаной и протянул косяк Уиллу, который и докурил его до конца. С легкими, полными дыма, они посмотрели друг на друга, каждый без труда выдержал взгляд другого. Потом Патрик, выдыхая дым, заговорил:
— Меня никогда так не интересовало то, что происходит за этими стенами, как сейчас. Я был вполне счастлив, имея немного марихуаны и прекрасный вид из окна. Ты возвращался со своими фотографиями, и я думал: какого черта — не хочу я видеть мир, если он такой. Ну его к чертям, это исчезновение видов. Оно меня угнетает. Все согласны, что смерть угнетает. Я просто уберу ее из жизни. Но ничего не вышло. Она все время рядом. Прямо здесь. Во мне. Я не заперся от нее. Я запер ее в себе.
Уилл шагнул к нему — расстояние между их лицами сократилось до фута.
— Я хочу извиниться перед Бетлинн, — сказал он. — Что бы я о ней ни думал, но вел я себя как распоследний сукин сын.
— Договорились.
— Она меня примет, если я паду перед ней ниц?
— Может, и нет. Но ты мог бы ей позвонить. — Патрик улыбнулся. — Я буду счастлив.
— Это самое главное.
— Ты правда так считаешь?
— Ты знаешь, что я так считаю.
— Ну, пока ты такой щедрый, позволь попросить тебя еще кое о чем. Делать это прямо сейчас не обязательно. Это скорее просьба на будущее.
— Слушаю.
Патрик посмотрел на него окосевшими глазами — они у него всегда косили под кайфом — и, протянув руку, поймал пальцы Уилла.
— Я хочу, чтобы ты был здесь, со мной, — сказал он, — когда для меня настанет время… уйти. Я имею в виду — навсегда. Рафаэль — он замечательный. И Джек тоже. И Адрианна. Но они — это не ты. Никто никогда не мог сравниться с тобой, Уилл. — Его глаза печально блестели. — Обещаешь?
— Обещаю, — ответил Уилл, больше не сдерживая слезы.
— Я тебя люблю, Уилл.
— Я тебя тоже люблю. И это не изменится. Никогда. Ты это знаешь.
— Да. Но мне все равно приятно это слышать. — Он сделал героическую попытку улыбнуться. — Думаю, нам пора идти раздавать косячки страждущим.
Он взял со стола оловянную банку.
— Я скрутил штук двадцать. Как по-твоему, этого хватит?
— Да ты все спланировал, старина, — сказал Уилл.
— Я — жрец радости, — сказал Патрик, направляясь в гостиную раздавать свои дары. — Ты разве не слышал?
VII
Почти все были под кайфом, кроме Джека, который по собственному праведному почину год назад (после двух десятилетий химических излишеств) стал трезвенником, и Каспера, которому запрещалось курить травку, потому что этого не делал Джек. Дрю под воздействием марихуаны стал демократически легкомысленным, но потом, поняв, где его надежды будут вознаграждены в полной мере, последовал за Уиллом на кухню, где подробно объяснил, что хочет сделать, когда они вернутся на Санчес-стрит.
Но, как выяснилось, когда вечеринка подошла к концу, Дрю так набрался пива и накурился травки, что, по его словам, ему надо было поскорее добраться домой и выспаться. Уилл снова пригласил его к себе, но Дрю отклонил приглашение. Он сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь, а в особенности Уилл, видел, как его рвет в сортире, поскольку это приватный ритуал. Уилл отвез его домой, убедился, что он добрался до дверей, и поехал к себе. Но от вербальных упражнений Дрю у него пробудились желания, и он поглядывал, не подвернется ли кто среди публики, направляющейся в заведение «Кающийся грешник». Правда, мысль о том, что для достижения цели в столь поздний час нужно активизировать поиски, охладила его. Сон ему нужнее, чем чужая рука. А завтра Дрю протрезвеет.
И опять он, казалось, проснулся, разбуженный сиренами на Маркет или криками с улицы. Казалось, проснулся и, казалось, сел и оглядел погруженную в темноту улицу, как это было две ночи назад. Но на этот раз Уилл с большей мудростью отнесся к сюрпризам, которые преподносил ему спящий разум. Сопротивляясь желанию пройтись во сне до туалета, он остался в кровати, дожидаясь, когда иллюзия рассеется.
Но прошло, казалось, несколько минут, и он утомился. Тут есть некий ритуал, понял он, его подсознание требует, чтобы этот ритуал был исполнен, и, пока он не выполнит условий игры, ему не будет позволено забыться сном. Смирившись с этими условиями, он поднялся и вышел на лестничную площадку. На этот раз на стене не было никакой тени, которая заманила бы его вниз, но он все равно спустился туда, следуя тем же маршрутом, что и в компании с Господином Лисом: по коридору в архив. Сегодня, однако, фотографии на полу не светились. Животное явно хотело вести разговор в темноте.
— Можем мы покончить с этим поскорее? — сказал Уилл, шагая во мрак. — Ведь есть сны и получше, чем…
Он остановился. Воздух вокруг него шевелился из-за движения в комнате. Что-то шло ему навстречу, что-то гораздо более крупное, чем лис. Он начал отступать, услышал шипение, увидел мощную серую форму, которая возвышалась над ним, громаду головы с разинутой пастью, прикидывающуюся темнотой, от которой начинал светиться мрак…
Медведь! Господи милостивый. Только это был не просто медведь. На него наступала медведица-подранок, из ее ран текла кровь, он ощущал на лице зловонное горячее дыхание.
Уилл инстинктивно сделал то, что сделал бы в реальности: упал на колени, опустил голову, чтобы казаться как можно меньше. Половицы под ним заходили от веса и ярости зверя; его шрамы вдруг зажглись огнем в память о том, кто их оставил. Больше он ничего не мог сделать, чтобы не закричать, хотя и понимал, что это всего лишь идиотский сон. Все, что он мог, — это умолять медведицу остановиться и оставить его в покое. Но он хранил молчание, прижав ладони к половицам, и ждал. Прошло время, и пол перестал ходить ходуном. Но Уилл оставался неподвижен. Досчитав до десяти, он приподнял голову на дюйм или два. Никаких признаков медведицы не было. Но в другом конце комнаты, как и в прошлый раз, небрежно опершись о подоконник, стоял Господин Лис.
— Из этого можно извлечь массу уроков, — сказал он, — но в первую очередь на ум приходят два.
Уилл осторожно встал на ноги, пока лис делился с ним своей мудростью.
— Итак, когда ты имеешь дело с духами животных, — а именно с этим, Уилли, ты и столкнулся, нравится тебе это или нет, — нужно помнить, что все мы — одна большая счастливая семья, и если я здесь, то, вполне вероятно, я не один. Это первый урок.
— А второй?
— Прояви ко мне хоть какое-то уважение! — тявкнул лис. И вдруг перешел к разумным речам. — Ты пришел сюда со словами, что хочешь покончить с этим как можно скорее. Это оскорбительно, Уилли.