Но у меня была дочь…
Знаю, я не заботилась о ней так, как следует, когда она была маленькой. Ее отняли у меня и отдали на воспитание чужим людям. Может быть, из-за этого она и не доверяет мне. Но, пока она росла, я видела, какая ей угрожает опасность, и трижды пыталась ее уберечь. Мне пришлось стать отступницей и прятаться в этой глуши; я думала, здесь мы в безопасности, но видишь, с какой легкостью ты нас нашел… Меня это беспокоит. Церковь не намного от тебя отстанет. И они хотят убить ее, Уилл. Они не позволят ей жить.
– Почему? За что они ее так ненавидят?
– За то, что она, по их представлению, собирается сделать. Что это, я не знаю, но хотела бы знать – тогда мне проще было бы уберечь ее. Знаю только, что они ее ненавидят и не ведают жалости.
Подавшись к нему, она заговорила тихо и с жаром:
– Почему я тебе это рассказываю? Могу ли я доверять тебе? Наверное, должна. Мне больше некуда бежать, негде спрятаться, а если ты друг Лиры, то можешь быть и моим другом. Мне нужны друзья, мне нужна помощь. Если церковь найдет нас, она убьет и Лиру, и меня. Я одна, Уилл, одна в пещере с моей дочерью, и сильные всех миров стараются нас выследить. И то, что ты здесь, показывает, как это просто. Что ты намерен делать, Уилл? Чего ты хочешь?
– Почему вы не даете ей проснуться? – сказал он, не желая отвечать на ее вопрос.
– А что будет, если она проснется? Она сразу сбежит. И пяти дней не проживет после этого.
– Но почему вы ей это не объясните – пусть сама решает?
– Думаешь, она станет меня слушать? А если и выслушает, то поверит ли мне? Она мне не верит, она меня ненавидит, Уилл. Ты должен это понять. Она меня презирает. Я… не знаю, как это сказать… я так люблю ее – я отказалась от всего, что у меня было: от успешной карьеры, от многих радостей, от положения в обществе и богатства – от всего, чтобы забиться в эту пещеру среди гор, питаться сухим хлебом и кислыми фруктами, но сохранить жизнь дочери. И если для этого надо, чтобы она спала, – она будет спать. Я должна уберечь ее. Разве твоя мать не поступила бы так же?
Уилла резануло это упоминание о матери, он был возмущен тем, что миссис Колтер осмелилась сослаться на нее в оправдание своих действий. Но гнев был отчасти притушен мыслью, что, в конце концов, не мать оберегала его, а он должен был ее оберегать. Неужели миссис Колтер любит Лиру больше, чем Элейн Парри – его? Но это несправедливо: его мать – больной человек.
Миссис Колтер либо не понимала, какую бурю чувств вызвали ее простые слова, либо была чудовищно хитра. Она кротко наблюдала за тем, как покраснел и заерзал Уилл, и в эту минуту показалась ему до жути похожей на свою дочь.
– А все-таки, что ты собираешься делать? – спросила она.
– Ну, Лиру я увидел, – сказал Уилл, – она жива, это ясно, и, кажется, ей ничто не угрожает. Это все, что мне нужно было узнать. Теперь узнал, могу идти на помощь лорду Азриэлу, как и собирался.
Ее это удивило, но она постаралась скрыть разочарование.
– Ты хочешь сказать… Я думала, ты поможешь нам, – сказала она спокойно, не прося, а спрашивая. – У тебя нож, я видела, что ты сделал в доме сэра Чарльза. Ты мог бы и нас обезопасить, правда? Помочь нам выбраться отсюда.
– Мне надо идти, – сказал Уилл и встал.
Она подала ему руку. Грустная улыбка, пожатие плечами и кивок – словно признание мастерства противника-шахматиста, сделавшего удачный ход. Он поймал себя на том, что она ему нравится – потому что она смелая и похожа на Лиру, только сложнее ее, утонченнее и загадочнее. Расположение возникло у него помимо воли.
Он пожал ей руку, прохладную, крепкую и вместе с тем мягкую. Она обернулась к золотой обезьяне, все это время просидевшей у нее за спиной, и они со значением переглянулись. Что означал их взгляд, Уилл не понял.
Потом она с улыбкой повернулась к нему.
– Прощайте, – сказал он. И она тихо отозвалась:
– Прощай, Уилл.
Он вышел из пещеры, зная, что она смотрит ему в спину, но сам ни разу не оглянулся. Амы нигде не было видно. Он вернулся той же дорогой, какой шел сюда, держась тропинки, пока не услышал впереди шум водопада.
– Она врет, – говорил он получасом позже Йореку Бирнисону. – Конечно, врет. Будет врать даже себе во вред, так любит врать, что не может остановиться.
– И какой твой план? – Медведь нежился на солнышке, лежа брюхом в снежном кармане между скалами.
Уилл расхаживал взад и вперед, обдумывая маневр, опробованный в Хедингтоне: с помощью ножа выйти в другой мир, там встать напротив места, где лежит Лира, вырезать окно обратно в этот мир, утащить ее отсюда в другой и закрыть окно. Самое очевидное решение – почему же он колебался?
Бальтамос знал почему. В своем ангельском облике, струясь и волнуясь, как марево под солнцем, он сказал:
– С твоей стороны было глупостью пойти к ней. Теперь ты только одного хочешь – увидеть ее снова.
Йорек глухо заворчал. Уилл сначала подумал, что он предостерегает Бальтамоса, по потом понял, что медведь соглашается с ангелом, и был слегка огорошен этим. До сих пор они почти не обращали внимания друг на друга – уж очень разным был у них образ жизни. А тут они явно придерживались одного мнения.
Уилл нахмурился, но это была правда. Миссис Колтер покорила его. Все его мысли сходились к ней: думая о Лире, он думал о том, как похожа она будет на мать, когда вырастет; думая о церкви, пытался вообразить, сколько священников и кардиналов подпали под ее чары; думая о покойном отце, спрашивал себя, восхищался бы ею отец или испытывал бы к ней отвращение; а когда думал о матери…
Сердце у него сжалось. Он отошел от медведя и встал на скале, откуда открывался вид на всю долину. В чистом холодном воздухе явственно слышался далекий стук топора, глуховатый звук железного бубенчика на шее у овцы, шорох древесных крон внизу. Он отчетливо видел мельчайшие расселины в горах на горизонте и грифов, круживших над каким-то полумертвым животным за много километров отсюда.
Сомневаться не приходилось: Бальтамос прав. Эта женщина очаровала его. Приятно и соблазнительно было думать об этих прекрасных глазах, вспоминать ее нежный голос, вспоминать, как она подняла руки, чтобы откинуть назад блестящие волосы…
С усилием вернувшись к действительности, он услышал совсем новый звук: далекое гудение. Он покрутил головой, чтобы определить, с какой стороны идет звук, – оказалось, с севера, откуда пришли они с Йореком.
– Дирижабли, – раздался голос медведя, и Уилл вздрогнул: он не слышал, как подошел этот великан.
Йорек стоял рядом с ним, смотрел в ту же сторону, а потом поднялся на задние лапы, сделавшись вдвое выше Уилла, и продолжал вглядываться в даль.
– Сколько?
– Восемь, – отозвался через минуту Йорек, и тогда Уилл увидел их сам: маленькие пятнышки, одно за другим.
