— Anc nul vis bellazor! — воскликнул я, жадно впитывая взглядом все эти цвета, столь прекрасные и яркие после однообразия Каньона.
— Ver, pensi tropa zenza, — подтвердил Брюс.
Мы с Биерис расхохотались, к нам присоединился Аймерик.
— Понял, Брюс? — проговорил он, смеясь. — Ты только что утратил всякую возможность шпионить за нашими аквитанцами.
— Avetz vos Occitan? — поинтересовалась Биерис.
— Ja, tropa mal, — , вздохнул Брюс. — Практики у меня теперь никакой. Но я решил, что лучше дать вам знать, что я понимаю ваш язык.
— У нас троих практики, как ты помнишь, было хоть отбавляй, — сказал Аймерик.
— Верно. У тебя, у меня и у Чарли. Мы ведь и здесь практиковались предостаточно, забираясь в горы.
Аймерик вздохнул.
— А я почти забыл об этом.
С Аймериком я был знаком на протяжении почти целого уилсонского года — то есть чуть меньше двенадцати стандартных лет — с тех самых пор, как он поселился у нашего семейства после прибытия в Новую Аквитанию. И за все это время я ни разу не слышал, чтобы он говорил о каком-то Чарли — судя по всему, это был их общий друг, который умер в пути, в состоянии анабиоза. Пожалуй, мне не очень пришлось по душе то, что Аймерик склонен так быстро забывать близких друзей.
Брюс кивнул.
— Честно говоря, я до сих пор удивляюсь, как это нам сходили с рук наши прогулки.
Биерис непонимающе посмотрела на Аймерика, перевела взгляд на Брюса.
— А что, разве прогуливаться — это противозаконно?
— Не противозаконно, но нерационально. После того как ты такое совершил, тебе потом всю жизнь приходится доказывать, что ты не поступил вразрез с планом Господа, — пояснил Брюс, но от его пояснения все только еще сильнее запуталось.
— Но почему же это нерационально? — спросил я. — Всякий, кто бы забрался сюда, мог бы понять, почему вы это делали.
— Эстетика в чистом виде лежит за пределами здравого смысла, — ответил Аймерик.
Сказано это было холодно и противно, и от этого возникло такое впечатление, словно в речи Аймерика появился какой-то особенный акцент. Не знаю почему, но мне показалось, что он подражает чьему-то голосу.
— Поскольку ты не можешь доказать, что это хорошо, все сводится к личным вкусам. А личные вкусы не могут быть определяющими в твоей жизни, — сказал Брюс. — И все-таки нам удалось обойти этот момент. И как только мы до этого додумались, мы превратили наши вылазки в настоящий культ.
Аймерик засмеялся.
— Да-да, мы отправлялись на прогулки куда только могли и при каждой возможности. Мы ухитрились убедить псипов в том, что, если мы будем совершать как можно больше вылазок, коэффициент полезного действия всей колонии жутко возрастет.
— И во время наших трех-четырех последних походов мы уже болтали только по-аквитански, — подхватил Брюс. — Этот язык больше годится для разговоров о красоте. Конечно, то были долгие походы и обзавестись разрешением на них было труднее. Для того чтобы добраться до Содомской котловины, нужно было идти пять дней, или десять местных суток. Кроме того, мы были первыми в Каледонии, кому пришло в голову совершать пешие вылазки, поэтому мы всему учились сами путем проб и ошибок. На самом деле Содомскую котловину трудно назвать подходящим местом для такой учебы — слишком высоко приходилось забираться.
— А на какой мы сейчас высоте? — полюбопытствовала Биерис. — Вернее, на какой высоте мы были, когда… Я хотела спросить, какова та высота, на которой находится перевал?
— Около семи километров, — ответил Аймерик. — Но градиент температуры и давления здесь не такой резкий, как на Уилсоне. Здесь можно дышать без кислородных масок, и хотя здесь довольно холодно, все-таки на высоте в этом смысле ненамного хуже, чем внизу.
Оттуда, где мы ехали сейчас, открывался хороший вид на серпантин, которым дорога, петляя, спускалась в долину. Остались позади толстые колючие лианы, появилась высокая трава.
— Да это же пшеница! — воскликнула Биерис.
— Яп, — кивнул Брюс. — Практически все растения, высаженные в Каледонии, даже декоративные, съедобны или годятся еще для чего-нибудь полезного. Часть программы по созданию максимально возможного счастья.
Он сделал новый крутой поворот, и мы выехали на залитый солнцем отрезок дороги, а позади нас потянулся хвост пыли. Теперь, когда была такая хорошая видимость, и после того, как я провел с Брюсом в дороге уже три часа, мне начало нравиться то, как мчится по горам его «кот».
— Этот район планеты — одна большая ферма, — рассказывал Брюс. — Одна из причин, по которым мы не слишком широко торгуем с Землей Святого Михаила, это то, что они, ради того чтобы усложнить себе жизнь, насажали у себя сорняков. Мы тут, конечно, тоже сумасшедшие, но все же не настолько.
Когда мы спустились в холмы, цепь которых располагалась у подножия восточных склонов Оптимальных гор, я увидел, что все деревья здесь посажены ровными рядами, поэтому впечатление возникало такое, что это не леса, а парки, спланированные каким-то садовником-педантом.
— Не сомневаюсь, это все стерильные деревья, — заключил я.
— Верно, — кивнул Аймерик. — Так деревья растут только там, где их посадили, и при очень низком генетическом дрейфе. Сажают их машинами, машинами и удаляют.
Когда машина замедлила ход и остановилась у дома Брюса, на первый взгляд он мне показался самым обычным бетонным кубиком.
— Эй, а у тебя и окна есть!
— Ну да. Пришлось три года забрасывать народ из психологической программы жалобами на клаустрофобию, пока они наконец не решили, что мне рациональнее обзавестись окнами. Но всем вам повезло. За счет гибкого прочтения разрешения на строительство я ухитрился снабдить окнами и комнаты для гостей.
Когда мы выбрались из «кота», оказалось, что снаружи не меньше двадцати градусов, и куртки мы натягивать не стали.
При свете ярко-янтарного солнца, которое клонилось к горам на западе, наши аквитанские одежды казались кричащими, иноземными. Гораздо более приемлемой и по цвету, и по стилю мне показалась одежда Брюса — простой комбинезон, сапоги до колен, рубаха.
— Давайте пойдем в дом, перекусим и поспим немного, — предложил Брюс. — Вы наверняка устали, а скоро наступит Вторая Тьма, когда большинство людей здесь спит, — вот и приспособитесь к местному времени. Багаж ваш не доставят. раньше чем через пару дней, но свободные комнаты у меня есть — я их предоставляю рабочим, которых нанимаю на время уборки урожая. Так что я подготовил три комнаты — если, конечно, вам не хватит двух.
Последние слова он проговорил настолько смущенно, что мне даже показалось, что со стороны Аймерика было просто-таки бессердечно мне подмигивать.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал я. — Que merce!
