Он с досадой плюнул за борт. Потому что покаянские военные корабли не имели права заходить в дельту Теклы без разрешения посадника.
— Ничего, — угрюмо проворчал Ерофеич. — Не век им тут плавать. Судьба, она девка переменчивая.
Словно подтверждая его слова, вдруг стих ветер, паруса на покаянских кораблях обвисли. Эскадра, не завершив маневра, застряла в проливе между островами.
— А ведь похоже, что засаду затевают, — сказал Абросим. — Хотят сесть на хвост померанцам еще в муромских водах.
— Да, — кивнул Свиристел. — Похоже.
— Какой план будет?
— План будет такой. Проходим мимо острова и поворачиваем вправо. Думаю, что Мак-Магон пройдет либо здесь, либо там, за Долгим островом. В любом случае мы их увидим.
— Нас могут найти и родичи Агафония.
— Не смогут. Мы ж теперь в плену у базилевса!
— А если померанцы узнают, что мы захватили фрегат? Тот бриг, что на мели сидит, уже наверняка послал шлюпку с сообщением. Если сам с мели не снялся. Скоро начнется облава и на нас.
— Тут ничего не поделаешь. Мы должны найти корабли курфюрста. Очень может быть, что завтра «Умбаррага» спугнет их в сторону моря. То есть прямо к нам. Вместе у нас будет около шестисот шестидесяти пушек, а это уже — кое-что. Имперский флот сильно разбросан, можно и прорваться.
— А дальше?
— Я не Господь Бог, Абросим, всего не знаю. Поживем — увидим, что там дальше будет.
— Увидим, — без особой уверенности согласился Абросим.
— У тебя что, предчувствие?
— Ага. Не думаю, что пролив между островами свободен.
* * *
Через полчаса, когда они миновали Долгий остров, Свиристел сказал с уважением:
— Ну ты, брат, даешь!.
Между островами Долгий и Оболонный, прямо поперек пролива стоял восьмидесятичетырехпушечный линкор «Орасабис», полностью перекрывший фарватер. Ничего не оставалось, как плыть дальше.
Но вот пролив между островами Оболонный и Пихтач оказался свободным. Почему — понятно, глубины здесь были для линейных кораблей маловатыми. Покаянцы решили, что и курфюрстова кригсмарина тут не пройдет. Но глубины, недостаточные для линкора, могут быть приемлемыми для фрегата.
«Ежовень» снялся с буксира и быстро промерил фарватер. Оказалось, что трофейный корабль пройти может, хотя и впритирку. И в третьем часу ночи бывший его величества фрегат «Консо» стал на кормовой якорь. Там, где и наметил Свиристел, — за песчаным мысом Оболонь-острова. В укромном месте, заслоненном от главного русла скалами
— Что теперь? — спросил Анисим.
— Пушки заряжены?
— Да.
— Нужно узнать, что за силы стерегут выход в море. Пока темно, пусть «Ежовень» сбегает в бухту Пихтовую. На весла посадить покаянцев, своих не утомлять. Остальным — спать. Потому как завтра набегаемся. И вот еще что, Абросим. Распорядись как следует накормить пленных. Без всяких норм, чтоб ели от пуза. А назавтра всем — швабры в зубы и — вперед. Пусть драят «Консо» до блеска-сияния, до тех пор, пока очистят эту конюшню от киля до самых клотиков. Весь хлам — за борт. Мурмазеям негоже драться в помойке.
* * *
Утром, в разгар генеральной уборки, пленный капитан попросил аудиенции. На его лице появилась щетина, но в остальном он был собран, подтянут, держался молодцом.
— Вчера я не успел представиться.
Стоеросов кивнул.
— Да, суматоха случилась.
— Капитан второго ранга Сейран Лере, к вашим услугам.
— Слушаю тебя, съер.
— Боярин, хотел вас спросить, что будет с моим экипажем?
— Отпустим.
— Когда?
— Да сразу после окончания похода. Вот только когда он закончится, того сказать не могу. Поэтому буду ходатайствовать перед адмиралом Мак-Магоном о зачислении ваших матросов на довольствие с выплатой денежного содержания. Тех, кто филонить не будет, конечно.
— Вот как… Очень благородно с вашей стороны.
— Скорее — разумно. У меня всего семьдесят четыре человека, двое ранены.
— Понимаю. Но если вы рассчитываете таким жестом смягчить эпикифора, то… напрасно.
Свиристел посмеялся.
— Нет. Эпикифора мягчить я никак не собираюсь. Скорее даже наоборот, хочу разозлить как следует.
— На что же вы тогда рассчитываете?
— Я рассчитываю не попадаться ему в руки. Чего и вам советую, кстати.
— Постараюсь. Насколько я понял, вы находитесь на службе у Поммерна?
— Точно.
— Тогда возьмите меня в свой экипаж.
— Гм. А вы хорошо подумали? Если нас поймают, за компанию повесят и вас.
— Потерю корабля мне и без того не простят, это не в правилах бубудусков. А попасть к ним на перевоспитание… Бр-р, сплошная мерзость. Так что выбора, в сущности, нет.
— Что ж, будете штурманом. Просьбы, пожелания?
— Только одна. Позвольте мне не стрелять в своих бывших сослуживцев. Среди них есть и приличные люди.
— Да пожалуйста. Приличные мужики есть везде, — сказал Свиристел. — Даже на службе у его люминисценция.
Потом вздохнул и добавил:
— Их и убивают в первую очередь, приличных. Берегутся не очень.
— Да, — сказал Лере. — Побережешься раз, побережешься два, — глядь, и перестал быть приличным. Вы это хотели сказать?
— Не только. Тут, вишь ли, вот еще какая штука. Было бы из-за чего не беречься. По-моему, у эпикифора ничего такого нет.
— А у курфюрста?
— У курфюрста? Пожалуй, что есть.
— Хотелось бы верить, — вздохнул капитан Лере.
Стоеросов пожал плечами.
— Возможность проверить мы вам предоставим, не сомневайтесь. А вы мне скажите такую вещь. Паруса на «Консо» старые, такелаж гниловатый, матросы цинготные, в сухарной кладовой плесень, в трюме вода, а крысьяки так и шныряют. Что, и на других кораблях базилевса так же?
— На многих гораздо хуже, — мрачно ответил пленный капитан. — Самый страшный враг императорского флота — вовсе не Поммерн и даже не Альбанис. Это — обратья имперские интенданты.
— Так может, и вся ваша империя течь дала?
— Давно уже, боярин. Только приспособилась дырки человеческими жизнями затыкать. Людей много, чего их жалеть…
— М-да, — сказал Стоеросов. — И как ты с такими мыслями не спился?
— Потому что хорошей водки нет, — усмехнулся Лере. — Вся уходит сострадариям.
* * *
Свиристел приказал ставить нижние паруса, но с якорей пока не сниматься. На скампавеи завели новый буксирный трос и оставили там всего восемь человек. Все остальные расселись на палубе «Консо», вокруг мачт. Из камбуза вынесли бачки. Но едва успели позавтракать, за островом грохнул и далеко разнесся над Теклой первый залп.
