На самом деле кошмар не заканчивается приставаниями в лифте, он только начинает разворачиваться, когда Нодельма возвращается на рабочее место, изможденная, взмокшая от напряжения и сильно уставшая от неожиданно свалившегося на нее «приключения». Правда, кошмар этот развивается в иной плоскости — сначала Нодельма медленно прокручивает в голове пленку со всей этой неприятной историей, вспоминает свои реакции, свой триумфальный финал, горько ухмыляется, «не дала», и тут до нее доходит, что мстительный и злопамятный Лиховид наверняка захочет ей отомстить. И что теперь она вполне может потерять работу.
Куда пойти, она не знает, вроде бы как и рассказать о пережитом унижении тоже некому. Нодельма не сомневается, что Лиховид ее уволит, поэтому решает схорониться, не попадаться ему на глаза, отчего ходит по офису на цыпочках и не поднимая глаз, словно все эти превентивные меры способны отпугнуть от нее потенциальную опасность. Чтобы хоть как-то отвлечься, она забирается в Интернет, но сейчас ей там совершенно неинтересно.
XXVI
Больше сюрпризов день не приносит, Лиховид с вендеттой не проявляется, Кня в чат не возвращается. Должно быть, скучно шуршит у себя в кабинете и даже письма не отправляет (Нодельма автоматически несколько раз проверяет его почту), переволновавшись, она впадает в настойчивую усталость. А под конец рабочего дня звонит Фоска и сдавленным голосом, не подразумевающим возражений, назначает встречу в клубе «Культ», где еще помимо прочего умное кино показывают.
XXVII
В подвале «Культа» невозможно протолкнуться, кругом и шум и теснота, к тому же все курят. Бензиновые пары набережной меняются на никотиновый концентрат. Такое ощущение, что люди специально съезжаются сюда со всех концов Москвы, чтобы накуриться от всей души. Количество дыма переходит в качество общения, разговаривать здесь невозможно, даже если киносеанс еще не начался (на афишке возле входа объявлен «Догвилль» Ларса фон Триера), даже если музыка в динамиках, развешанных под тяжелыми сводами, не ухает, пытаясь слиться с биением сердца. Даже если влюбленные, выбравшие «Культ» для первого свидания, сидят робкими пионэрами, не взявшись за руки, ожидая приготовления шпинатового салата с орехами и апельсиновыми дольками, который принесут в глубокой миске, похожей на тазик.
Фоска (на ней обдуманный наряд) сидит мрачнее тучи, четвертинкой, оставшейся от себя прежней, собственной тенью, видимо, произошло что-то чрезвычайное. Иначе мы бы уже давно перешли в зал, где демонстрируют кинофильмы, начали бы смотреть «Догвилль». Она нервно курит, больше всех, собравшихся в этом клубе, вместе взятых, сидит в позе любительницы абсента, подперев щеку рукой, глядя перед собой в пепельницу, полную нервных окурков.
Увидев Нодельму, она не изменяет позы, вяло машет ей рукой с тлеющей сигаретой в изящных пальцах. Нодельма, вся внимание, садится и обращает взоры на подругу. Зависает пауза, Фоска некоторое время борется с собой, а потом выдавливает:
— Понимаешь, я была там…
XXVIII
Разумеется, Нодельма ничего не понимает — где, с кем, но вид у Фоски кажется столь убедительным, а потрясение — таким натуральным, что веришь с ходу и боишься задавать вопросы, сейчас соберется и сама расскажет. Фоска пустыми глазами смотрит в пространство, постепенно собираясь с силами, Нодельма молчаливо терпит, хотя ее нынешние потрясения тоже дают ей право на рассеянность и всяческие театральные эффекты.
Глухим, постоянно прерывающимся голосом Фоска начинает рассказывать про сегодняшнее приключение в метро: выходя из вагона, она вдруг выцепила в толпе взглядом женщину «явно южного происхождения». Вообще-то Фоска лесбиянка, поэтому ее интерес к собственному полу ничего необычного не представляет, Фоска постоянно рассматривает пассажиров общественного транспорта, точнее, пассажирок, но тут, шаря глазами по толпе, она вдруг утыкается в эту красивую, но рассеянную, явно не в себе женщину. Сначала Фоска замечает у нее над верхней губой маленькие черные усики, и это ей будто бы нравится, ну, ты меня понимаешь, однако, когда она встречается глазами с чеченкой (Фоска отчего-то сразу же решила, что она чеченка, хотя ничего специфического в ее одежде не проскальзывало), ее словно бы током ударяет: шахидка!
— Понимаешь, когда ты едешь по своей знакомой и привычной ветке, с тобой ничего не может случиться особенного, — Фоска зациклилась на этой теории, постоянно возвращается к ней на протяжении рассказа, — все неприятности и нелепости с тобой приключаются при пересадках. На кольцевой, я это уже давно вычислила. Потому что кольцевая — она же никому не принадлежит, она же общая, все ездят на ней по кругу и все время пересаживаются, поэтому именно кольцевые, а не радиальные имеют наибольший рейтинг потенциальной опасности.
XXIX
Фоска встречается глазами с чеченкой, словно со всего размаха налетела лбом на стенку, словно бы прикосаясь к оголенному проводу, соскальзывает глазами вниз — и точно, талия у шахидки странным образом отсутствует, розовая кофточка на пуговках в духе OGGY торчит из-под короткой болоньевой куртки со спортивными письменами и топорщится: взрывчатка, пояс «черной вдовы». Девушка явно не в себе, мечется между мраморных столбов в поисках выхода или входа.
Чеченка видит реакцию Фоски и на мгновение прищуривает глаза: «Я знаю, что ты знаешь, но попробуй пикнуть!» Решимость в ее взгляде читается несокрушимая. Мысли Фоски мечутся, точно стая перепуганных мальков, она мгновенно оценивает ситуацию, понимает, что рвануть может в любой момент, нужно спасаться. Великая сила инстинкта самосохранения срывает ее с места, Фоска несется вдоль перрона к выходу. Народу в этот час очень много, десятки людей, лица, затылки, сумки, портфели, дети… и дети, конечно, много детей… вот что самое страшное…
Фоска решает, что, если найдет постового или работника станции, она не успеет уйти, спастись сама, когда будет взрыв, лучше всего прыгнуть на пути, пригнуться, доползти до черного зева тоннеля, кажется, только там можно схорониться, спрятаться, все остальное (мрамор, декоративная отделка) может посыпаться, эскалатор, вполне возможно, рухнет, кроме того, паника, люди начнут давить друг друга, лучше уж вниз, к рельсам, и ползти, ползти…
XXX
Если вызывать дежурного, объяснять ему, вдруг потребует помочь найти, найти и обезвредить, нет, она не успеет спастись, черт, черт, черт, Фоска ускоряет шаги, главное — не подавать виду, не создавать панику, то есть не бежать, но идти быстро, будто бы ты торопишься на важную деловую встречу. Фоске страшно двигаться, каждое мгновение может превратиться в последнее, она тревожно прислушивается: монотонный гул голосов, шаркающих ног, спешащих тел, да, все эти люди способны в одну секунду превратиться в тела, в кровавую массу, которую затем долго будут откапывать, выковыривать из-под земли.
И тут с апокалиптическим грохотом и звоном подлетает голубой поезд, спасительный голубой вагон, двери раскрываются, станция принимает в мраморные объятия десятки людских потоков, Фоска вскакивает в ближайшую дверь, осторожно, двери закрываются, и расслабляется только тогда, когда состав въезжает в тоннель.
