— А ты не хочешь, чтобы я дождался твоего возвращения?
— Нет, — сказала Элеонор. — Сэм Кендрик уже уволил Дэвида Таубера. Я думаю, тебе стоит последовать его примеру. Никаких вознаграждений или компенсаций. И придай этому как можно больший резонанс. Унизь сукина сына.
— Понял, — сказал Голдман и повесил трубку.
Итак, теперь она возвращается. Обратно в компанию, которая в полном кризисе, а средства массовой информации совершенно обезумели из-за скандала с главной героиней их фильма и…
— Где, черт побери, ты пропадала?
Пол стоял в дверях спальни, уперев руки в бока и сердито глядя на нее. На нем был темно-синий костюм, и он благоухал лосьоном после бритья. В глаза бросался яркий галстук и идеальный пробор. Элеонор ненавидела в нем это — прямо настоящий павлин. Пол казался слишком изнеженно-аккуратным. Том Голдман никогда бы не оделся столь безвкусно.
— Пол, ты прекрасно знаешь, где я была. Я звонила тебе в офис и оставила сообщение.
— Ты пролетела полмира, чтобы участвовать в каких-то спасательных работах, — сердито ответил он. — Что ты о себе воображаешь? Что ты Рембо?
— Не говори глупостей, Пол. Двое наших людей пропали и были в опасности.
— Значит, для этого именно тебе понадобилось туда лететь.
Элеонор слишком устала.
— Да, надо было. И я слетала. Потому что эту часть работы я никому не могу перепоручить. А сейчас, если позволишь, я хочу лечь спать. Я совершенно вымоталась.
Пол не шелохнулся.
— Ты соображаешь? Ты пропустила тринадцатый, четырнадцатый и пятнадцатый день! Дни нашего цикла! — с яростью воскликнул он. — В эти дни ты обязана быть здесь.
Она прикусила губу, чтобы не закричать и не вывалить ему всю правду. Если ему и предстоит об этом узнать, то не так. Не во время ссоры.
— Слушай, я обязана была попытаться спасти жизнь Зака и Меган, — сказала она как можно спокойнее. — Давай поговорим позже, о'кей? Сейчас не слишком подходящее время. Я на самом деле валюсь с ног. Я устала.
— Это я устал! — раздраженно завопил Пол. — Устал от того, как легкомысленно ты относишься к браку. А ты слышала о Роксане Феликс?
— Да, я…
Но он продолжал кричать:
— Ты понимаешь, сколько и чего мне приходится выслушивать у себя на работе? Эти насмешки наших аналитиков! Люди умолкают, когда я прохожу мимо. Разве ты никогда не проверяешь людей, нанимая на работу?
— Но она не нанята на работу. Она актриса, — сказала Элеонор, стараясь держать себя в руках. —» Артемис» — это студия, а не Федеральное правительство. Мы не обязаны звонить в ФБР.
— «Артемис» была студией, если ты это имеешь в виду. — В голосе мужа Элеонор отметила неожиданную нотку удовлетворения. — Акции упали. Почти до нуля, им почти конец, Элеонор. Ты потеряла миллионы.
Элеонор обратила внимания на «ты».
— Ну что ж, меня по крайней мере есть кому кормить. У меня есть ты, — саркастически заметила Элеонор.
— Не время шутить! — Пол Халфин кричал. Он побагровел от негодования. — Пока ты играешь в свои игры на проклятом тропическом острове, твоя студия рушится! Твои акции превращаются в пыль! Бьюсь об заклад, ты даже не попыталась освободиться от них! Ты совершенно не заботишься о нашей репутации!
— Ты хочешь сказать, теперь я больше не респектабельный президент студии, на которой ты женился? — спокойно спросила его Элеонор.
— Да! — взвизгнул Пол.
— Пол, а ты меня любишь?
Он глубоко вздохнул, немного отступив назад.
— Конечно, люблю. Но так больше продолжаться не может.
Элеонор кивнула:
— Ты прав. Я хочу развода.
— Ты говоришь это несерьезно. — Он неверяще посмотрел на нее. — Ты хочешь развестись со мной? Ты что, не понимаешь, что в этом городе твоей карьере пришел конец? Ты потеряла работу, потеряла деньги. Что еще у тебя осталось?
— Моя гордость, — просто ответила Элеонор.
Пол уставился на нее в немом удивлении. Под этим взглядом она взяла свой чемодан, вышла в гостевую спальню и закрыла за собой дверь на задвижку.
Том Голдман выглядел плохо. Под глазами залегли темные круги, и у него не было времени побриться. Выдавались в его жизни тяжелые периоды, но никогда ничего подобного не было. Он разрывался: дистрибьюторы требовали информации — обанкротилась студия или нет, режиссеры, продюсеры, актеры паниковали насчет проектов, связанных с «Артемис», журналистам хватило ума и хитрости обмануть его помощников и прорваться к нему, агенты истерически кричали, что их клиенты окажутся в больших долгах, если компания пойдет на дно, а обезумевшие акционеры выкрикивали всякие обвинения. Шея Тома болела от телефонной трубки, звонки, казалось, никогда не иссякнут, ему приходилось отвечать сразу по шести линиям.
Марсия принесла ему на ленч пиццу, но у него не было паузы между звонками, чтобы ее съесть, и в четыре часа дня пицца, холодная, все еще лежала у него на столе.
Элеонор встала в дверях кабинета Голдмана, наблюдая, как ее босс произносит какие-то успокаивающие заверения в трубку. Он полулежал в кресле, закрыв глаза, будто ему больно было открыть их.
— Я не могла просигналить ему, что вы здесь, мисс Маршалл, — призналась Марсия. — Невозможно пробиться. Все дни телефон напрочь занят.
— Все нормально, Марсия, — ласково сказала Элеонор.
Секретарша выглядела совершенно растерянной и потрясенной. Она терзала свои руки и готова была разразиться слезами в любую секунду. На ее столе четыре разных телефона звонили не унимаясь, факс работал, сообщения медленно переползали через край подноса и каскадом ниспадали на пол, соединяясь с бело-серой кучей бумаги. Марсия была фанатично аккуратной женщиной, и Элеонор понимала: ей просто некогда собирать сообщения.
— О'кей. Слушай, вот что мы сейчас сделаем, — сказала Элеонор. — Ты отключаешь все звонки мистеру Голдману, будто у него совещание и его нельзя тревожить.
Марсия неуверенно посмотрела на Тома, который по-прежнему сидел за столом с закрытыми глазами.
— Но…
— Да, у него совещание со мной, — твердо сказала Элеонор. — А ты можешь отдохнуть остаток дня. Это приказ.
— Хорошо, мисс Маршалл, — сказала она с благодарностью и поспешила к своему столу.
Элеонор тихо закрыла дверь кабинета Тома и на цыпочках подошла к нему. Потом взяла у него из рук трубку и сказала:
— Он перезвонит.
И положила трубку на аппарат.
— Элеонор! — воскликнул Голдман, не веря своим глазам. — Что ты здесь делаешь? Я не ожидал тебя до завтрашнего утра.
