Она рискнула всем, что у нее было. Но похоже, проиграла.
— Твой сценарий им подойдет, — сказала Жанна. — Во всяком случае, я так думаю.
— А что за тип, с которым подписали контракт? — заинтересовалась Меган.
— Зак Мэйсон, — ответила Тина.
— П-повтори? — заикаясь, попросила Меган.
— Зак Мэйсон. Да ты его знаешь, в свое время он был рок-звездой, пел в группе, которая тебе нравится, — объяснила Тина. — Я думаю, он как раз подошел бы для фильма по твоему сценарию. Но на твоем месте я бы ни на что особенно не надеялась. Если уж Жанна слышала, то все, кто водит носом по бумаге в этом городе, знают. Они ведь все связаны между собой. Тебе никакими силами не заставить киношников прочитать твою писанину.
Меган даже не посмотрела в ее сторону. Внезапно она почувствовала: все будет хорошо. В титрах этого фильма, когда он выйдет, будет стоять ее имя. Все, что ей надо, — это заставить «Эс-Кей-ай» прочитать ее сценарий.
— Нет, заставлю, — сказала она.
— И как же ты это сделаешь? — противным голосом спросила Тина.
— Пока не знаю, — сказала Меган. — Но сделаю это.
Глава 6
Казалось, внизу сейчас все взорвется. Он стал таким огромным, толстым и нестерпимо болел от желания. Говард Торн посмотрел вниз и охнул от почти невыносимой похоти и удовольствия. Длинная, наполненная кровью голубая вена ползла вдоль распухшей плоти, как дождевой червь. Вот что могут сделать изящные умелые пальчики! Они обхватили его и двигаются вверх-вниз, словно крылья бабочки; потом они слегка ущипнули бархатную головку, чтобы отодвинуть сладостную минуту оргазма. Он может взорваться в любой миг.
Увеличившаяся вдвое по сравнению с обычным размером, в полной готовности, плоть его стала беспомощно тыкаться, ведомая лишь животным инстинктом. Рот, влажный и горячий, стоящий миллион долларов, был по-детски мягок. Дело не в том, что Говард думал сейчас о нежности кожи, он вообще ни о чем не мог думать. Ни о своей компании, ни о ревнивой жене, ни о власти, ни о своих редеющих волосах. Все мысли улетучились. Вселенная сузилась. Для него сейчас не существовало на свете ничего, кроме желания, ее рта, ее рук и собственной жажды кончить, прекратить сладкую муку, на которую она его обрекла. Сейчас весь космос для него уменьшился до девяти дюймов возбужденной, напрягшейся, пульсирующей плоти, и только одна не слишком ясная мысль забрезжила в голове: нет в мире никого лучше Роксаны Феликс для этого дела. Роксана Феликс — лучшая трахальщица столетия.
— Ну что, сейчас? — спросила Роксана.
Нежный голос источал такую чувственность, что он ощутил новый прилив удовольствия, плоть окаменела, он был готов. Говард стеклянными глазами посмотрел на облачко блестящих угольно-черных волос; казалось, он собирался увидеть в них собственное отражение. Задыхаясь, он с трудом прохрипел:
— Да, пожалуйста… Да…
— Ты уверен? Я могу еще минут десять.
Да сколько угодно! Сама она не могла бы кончить с ним, даже если бы он был последним мужчиной на земле, а мастурбация находилась под запретом.
— Пожалуйста. Пожалуйста.
Он умолял, и его напряженная плоть вздрагивала от ее прикосновений. На головке выступили светлые капельки.
Он не выдержал бы и десяти секунд, не говоря уж о десяти минутах.
— Я должен кончить. Иначе я умру, — задыхаясь, пробормотал он.
До умопомрачения медленно Роксана поднялась над ним, распростертым на спине, и приняла в себя его вздыбившуюся плоть. Он почти не заметил, каким образом оказался не в ее руках, а в ней самой. Говард Торн вскрикнул от наслаждения.
— Ты не умрешь, дорогой мой, ты вознесешься на небеса, — прошептала Роксана.
А потом с удивлением и удовольствием Говард почувствовал, как внутренние стенки ее сжимаются, ласкают, увлажняют и нежат так, как это только что делали ее руки. Он видел, как она раскачивается над ним и ее маленькие груди подпрыгивают, плоский живот покрылся потом, а небесной красоты лицо исказилось от оргазма, охватившего ее.
И он разрядился в нее. Его тело сотрясалось в экстазе. Он испытал невероятное блаженство, ничего подобного до сих пор не было в его жизни.
— О Боже, — слабым голосом простонал Говард.
Она улыбалась томной и удовлетворенной улыбкой, как только что наевшийся котенок. И Говард Торн, этот мультимиллионер, расчетливый финансист, почувствовал, что его сердце перевернулось, будто у влюбленного подростка.
— Ты так хорош, дорогой. Что ты только со мной делаешь, — прошептала Роксана Феликс.
Торн почувствовал, что весь разбухает от гордости. Он ощутил себя пещерным мужчиной, который за длинные черные волосы притащил в свою берлогу самую известную в мире супермодель, а потом показал, что значит по-настоящему заниматься любовью. В его узколобую мужскую голову не могло прийти, что Роксана способна изображать страсть. Мысль о том, что самая потрясающая женщина в его жизни вовсе не сходит с ума по его немолодому телу, глазам-щелочкам и довольно заметной плеши, просто не возникала у него.
— Дорогуша, ты умеешь вдохновить мужчину, — похвалил Говард, глупо ухмыляясь. Складки на щеках поползли вверх.
— Если бы только ты был свободен. — Она тихо вздохнула и бросила печальный взгляд на его обручальное кольцо.
— Рокси, Рокси… — Говард похлопал ее по колену, как будто она была его любимой дочкой-школьницей.
Черт, его и самого мучило искушение пообещать ей бросить Банни, сухую фригидную суку, и взять с собой в Даллас горяченькую, с перчиком. Эту. Но он женился в пятидесятые годы, Банни вырастила с ним троих детей, она была рядом, пока он воплощал в реальность «Кондор ойл».
Была с ним жена и в последние пять лет, когда он расширял бизнес, распространив его на радиовещание и на недвижимость. «Кондор индастриз», американский колосс, компания, в которой Банни имеет право претендовать на пятьдесят процентов. Во всяком случае, так объяснили ему юристы. Это чертово «женское движение» с его проклятыми законами общей собственности.
Кроме секса, больше всего на свете Говард Торн любил деньги. Он снова похлопал Роксану Феликс по стройной ножке.
— Понимаешь, я бы очень этого хотел, но не могу так поступить с Банни.
С явным разочарованием она отвернулась от него и стала одеваться.
— Но зато я сделал кое-что другое. Что ты хотела, — поспешил успокоить девушку Торн. — Все сделал. Я позвонил Тому Голдману. Вечером. Насчет твоих проб. Мои ребята поговорили с предпринимателями и с прессой. Даже с «Нью-Йорк тайме». Тебе обеспечена шумиха. Как только сойдешь с трапа самолета, на тебя накину гея…
Роксана уже оделась, непрозрачное яркое платье скрывало роскошное тело. Она повернулась к любовнику, и шоколадные глаза засверкали от удовольствия. У него снова перехватило дыхание.
