Это распаляло еще сильнее — то, что она хотела его, именно его. Конечно, Дэвиду нравилось перепихнуться с голливудскими «звездочками» — жаждавшими актерской славы девицами, готовыми сделать все, что ни предложишь. Даже привести своих друзей, устроиться на полу и на глазах у всех заниматься любовью. Это возбуждало, но никак не было связано с желанием. Сейчас же происходило совсем другое.
Потому что эта женщина хотела его, его мускулистого сильного загорелого тела, его каштановых волос и его большого толстого любимца… Глория — адвокат и одна из лучших любовниц, которые у него были. Она хотела его, она задыхалась, произнося его имя, когда кончала. Даже то, что она начинала задыхаться, разговаривая с ним по телефону, когда он произносил в трубку всякие мерзости, льстило его тщеславию.
Да, ему очень нравились ее большие, словно темные ягоды, соски, то, как они подпрыгивали, когда он брал их в рот. Он обожал ее большой загорелый зад и плавный переход в тонкую талию. Ее фигура — копия песочных часов.
Этот зад — нечто! Она раскачивает им и трется. Дэвид застонал, внизу все болело. Ну хватит. Он потянулся схватить ее, повалить на песок и почувствовать всю. О Боже… Она такая скользкая, как будто кто-то облил ее детским маслом.
— Ну что, хочешь?
Его вопрос звучал как издевка. Задавая его, Дэвид не вынимал пальцы и продолжал гладить, заставляя ее стонать и все теснее прижиматься к нему.
— Да, скорей, — выдохнула она.
Он чувствовал, ему надо поспешить, если он не хочет, чтобы она прямо сейчас кончила. Он видел, как напрягся ее живот, стал плоским. Дэвид быстро вынул руку и перевернул партнершу, поставив на четвереньки. Глория застонала. Он снизу поддел ее рукой, быстро погладил между ногами. Она знала, что не должна менять позу, и только подняла голову. По ее телу пробежала дрожь возбуждения.
Он обнял ее за талию, приподнял выше, приготовившись войти. Дэвид чувствовал, как она отвечает всем телом на каждое его прикосновение; ее соски напряглись еще сильнее, превратившись в маленькие твердые камешки. Ее живот стал невероятно горячим, разогретый желанием. Он прижал растопыренные пальцы к животу Глории и услышал, как она судорожно втянула воздух. Его возбуждала ее страсть. Он увидел, как перламутровая капля выступила на кончике… Ну что ж, настал главный момент.
Он зашел сзади, а она распростерлась у его ног, как дикое животное; запах возбуждения пробивался даже сквозь очень дорогие духи Глории. Он обхватил руками мягкие округлости женских бедер, еще ближе придвинулся, потом наклонился вперед, прижался к ее спине. Плоть сама нашла вход и, как торпеда, направляемая радаром, устремилась к цели. Он вошел на четверть дюйма, не больше, заставляя себя удержаться от искушения войти немедленно и пригвоздить ее замечательный зад. Выложиться полностью. Но этот момент еще не настал. Контроль. Контроль.
— Дева Мария, — зарыдала Глория, — еще, Дэвид, ради Бога!
— Что, еще? — спросил он тихо, продвинувшись еще на дюйм.
Она была уже в отчаянии, она откровенно рыдала от нестерпимой жажды…
Он продвинулся еще на дюйм, улыбаясь, несмотря на то что его самого разрывало от похоти.
— Эй, детка, не спеши. Не будь такой жадиной.
— Дэвид!
Она могла кончить в любую секунду. И он тоже. Дэвид Таубер почти полностью вышел, а потом сильным диким ударом вошел в нее и сразу услышал ее вопль, но как будто издалека, потому что закипевшая кровь оглушающе билась в ушах. Он чувствовал, как ее спазмы становятся все чаще и сильнее, ему казалось, что он трахает большую белую стену. Боже, Боже, о да…
Глория первая зашевелилась, подавшись вперед и освободившись от него, и Дэвид тоже отвалился. Он начал застегивать брюки из тонкой шерсти кремового цвета, стараясь, чтобы песок не попал в них. «Ролекс» показывал пять минут пятого. Пора возвращаться. Этот старый педераст Скотт не отвечает на его телефонные звонки, и поэтому придется явиться к нему в офис лично. Дэвид понимал: на этот раз Сэм поддержит его. У них сейчас появилась возможность провернуть настоящее дело, и он не хотел, чтобы эта старая задница болталась под ногами и мешала. Он не может добыть даже одного сценария из скольких? Из восьмисот? А много они, интересно, перешерстили за эту неделю? И он еще называет себя главой литературного отдела.
Писатели, конечно, дерьмо, но даже они заслуживают лучшего судьи, чем Кевин Скотт.
Глория Рамирес подала ему копию последнего контракта Коллин Маккаллум, когда они вернулись к своим шикарным машинам. Таубер аккуратно положил его в кейс.
Они быстро пожали руки друг другу. Он видел, что мысли ее совсем о другом — о следующей встрече, о следующей сделке.
— С тобой приятно иметь дело, — сказал Дэвид с теплой улыбкой.
Она, конечно, захочет еще и вернется к нему. Он хорош. Он на самом деле хорош.
— Конечно, — сказала она с отсутствующим видом. — Ты знаешь, Дэвид, если этот парень, Кевин, так плох, может, сам займешься этим? Покажи Сэму Кендрику, что Скотт никуда не годится. Сделай дело лучше его.
— Но я же киноагент, — медленно произнес Дэвид.
— Ну и что?
Он послал ей воздушный поцелуй, скользнув на низкое кожаное сиденье своего «ламборгини». Глория не только замечательная любовница. Она еще и умница. Да, разумеется.
Если кто-то не может хорошо сделать дело, это вовсе не значит, что он, Дэвид Таубер, не в состоянии его сделать.
Всю дорогу эта мысль свербила в голове, она настолько сильно завладела Дэвидом, что он даже не поставил послушать свою любимую кассету.
Если бы ему найти автора сценария для этого фильма!
Он бы выпихнул Кевина Скотта.
Он вставил бы в сценарий такую роль для Роксаны Феликс, что они бы не отвертелись и взяли ее.
И тогда он представлял бы ведущего актера, ведущую актрису и автора.
И к черту литературный отдел!
Боже!..
Дэвид Таубер надавил на газ.
Без четверти пять проклятый поток, вливавшийся в двери агентства и выливавшийся из него, наконец иссяк. Все знали: отдел Кевина Скотта закрывается в пять ноль-ноль.
Клиенты, эти мужчины и женщины с папками в руках, дамочки с воздушными шариками, закончили свои игры минут двадцать назад. Правда, телефон еще звонил, но с ним управлялась помощница Кевина. Сам он мрачно уставился на гору сценариев на столе, ожидая, когда кто-нибудь подойдет и отнесет все это в его «роллс-ройс». Хотя бы два десятка из них ему надо пролистать за ночь. Впрочем, у него уже пропал всякий интерес. Редко он так радовался концу рабочего дня, как сегодня.
— Нет, ни в коем случае. — Голос Кэтрин донесся до него из приемной отдела. Она говорила громче и взволнованнее обычного. Он увидел ее напряженный силуэт, спиной женщина загородила вход в его кабинет. — Вы не можете войти. Мы вам ничего не заказывали.
