— Ну давай, в чем дело? — спросил он сонно, уткнувшись ей в плечо. — Не хочешь?
— Я просто устала.
Но правда была в том, что она не хотела. Не хотела сейчас. После того как Элеонора прочитала сценарий «Увидеть свет», весь пропитанный всепоглощающей страстью .и чистой любовью, она мечтала о Томе, и именно сегодня, именно в это утро, в его мягком полурассвете, что-то внутри нее взбунтовалось при мысли, что Пол может прикоснуться к ней.
— Ты же никогда не устаешь.
Она ненавидела этот тон, в котором слышалось обвинение.
— Ты просто забыла поставить себе кое-что вчера вечером? Предохраняющее?
Элеонор принялась отрицать:
— Нет. Я не забыла. Пол. Я…
— Не понимаю. Почему мы не можем заниматься любовью без этого? Я не понимаю, почему ты всегда настаиваешь на этом проклятом предохранении? — Он разозлился, его голос звучал холодно.
Слава Богу! Элеонор почувствовала, что его желание пропало.
— Ты говоришь, что хочешь детей, но время уходит. Мне совершенно не понятно, почему бы нам в конце концов не пожениться?
— Мы с тобой это уже обсуждали. Раньше, — сказала Элеонор, вдруг почувствовав себя совершенно беззащитной.
Она не любила, очень не любила говорить на эту тему и не хотела спорить с ним. — Просто еще не время.
— Так когда же наконец это время настанет? Когда тебе стукнет пятьдесят и нам придется брать ребенка на воспитание?
Пол откинул одеяло и начал одеваться. Длинное гибкое тело темным силуэтом выделялось на фоне бледного рассвета. Элеонор видела по его резким движениям, по самой позе, как сильно он злится.
— Так ты выйдешь за меня замуж?
Это было требование, не вопрос.
Она напряглась.
— Пока нет.
— Я не могу ждать вечно, Элеонор, — предупредил ее Пол, отправляясь в ванную. — Я хочу детей.
О, я тоже хочу, подумала она, продолжая лежать, закутавшись в простыню. Словно защищаясь. Я тоже хочу.
Дети. Ребенок, а может, двое детей или трое. Малыши с широко распахнутыми глазами, маленькими ручонками, дети, полные любви и страха, и эти чувства они не способны выразить словами. Она всегда хотела детей, уверенная, как все молодые красивые женщины, что жизнь пошлет мужа, желанного, достойного, такого, которому можно с радостью довериться, с которым можно зачать дитя не в спешке и не под давлением. «Когда-нибудь у меня родятся дети».
Сейчас Элеонор не сказала бы точно, когда впервые ощутила, что ее молодость прошла. Не могла она определить и время, когда начала волноваться. Может, в тот момент, когда ее осенило, что Том Голдман никогда дальше флирта с ней не пойдет? Его подружки сменяли одна другую, и каждая на пять, семь, десять лет моложе нее… От тинэйджеров до двадцатидвухлетних.
Именно тогда она приняла ухаживания самого завидного из всех холостяков, роившихся вокруг нее. Он приносил ей напитки на благотворительных балах, оттеснял от нее всех мужчин на приемах у Изабель Кендрик. Полу Халфину было тридцать девять. Красивый, богатый, образованный, обворожительный. С ним интересно говорить, если не требовать от беседы чего-то необычного. Он знал все, что полагается знать о Шекспире и Вивальди. Его фирма, довольно известная, участвовала в этом году в организации нескольких развлекательных мероприятий весьма высокого уровня. Элеонор исполнилось тридцать два. Они стали «прекрасной парой». Обладающей властью, вроде Билла и Хиллари, каждый из которых поднимался по своей собственной лестнице.
Элеонор считала Пола довольно милым. И в конце концов переехала к нему.
Поселившись у него в доме, Элеонор испытала большое облегчение. Впервые она почувствовала, как сильно давило ее одиночество прежде. Ей больше ничего не надо доказывать, не надо отвоевывать себе место в обществе, которое состоит большей частью из жен начальников, да и дамы заметно оттаяли по отношению к ней. Отныне было кому сопровождать Элеонор Маршалл на премьеры «Артемис», у нее появился замечательный, завидный партнер. Первые несколько месяцев совместной жизни они провели как на качелях, раздумывая, пожениться им или нет. Брак неизбежно должно был привести к детям. И их семья стала бы идеальной семьей Беверли-Хиллз.
Но она не могла на это пойти.
Именно дети останавливали ее. Дети, о которых она мечтала с тех пор, как сама была ребенком, укладывая куклу в кроватку, баюкая медвежат, леча их от самых невероятных болезней. Элеонор была единственным ребенком стареющих родителей и поэтому всегда воображала себя красивой молодой матерью с кучей деток. Когда она стала старше и начала всерьез задумываться об этом драгоценном даре человеческой жизни, она просто не могла понять, почему многие так легкомысленно относятся к своим детям. Пары разводились просто, не пытаясь даже приложить усилия и заделать трещины в своих отношениях ради детей. А сколько родителей недодавали любви своим малышам! Отцы-бездельники бросали женщин, матерей их собственных детей, только потому, что больше не хотели этих женщин и боялись ответственности за лишний рот, который надо кормить. Боже, неужели у них нет даже простого любопытства?
Ребенок — это ведь чудо. Это их продолжение, их связь с будущим. Мост между поколениями. Неужели мужчины не способны посмотреть на это под таким углом зрения?
Элеонор удивлялась. Наверное, они никогда не разглядывали своих деток пристально, иначе увидели бы, что их собственные глаза смотрят на них. Неужели они не понимают, что, укладывая ребенка в кроватку, держат в руках свое нежное будущее? Сотворить жизнь вместе с кем-то. Разве не в этом выражается неразрывная связь между двумя — мужчиной и женщиной?
И, размышляя о ребенке, плоть от плоти и кровь от крови своей собственной, Элеонор не могла представить свое дитя с носом Пола и его подбородком.
Когда она пыталась вообразить черты отца своего младенца, она видела глаза Тома Голдмана.
Конечно, все это смешно. Том ничего к ней не чувствовал. У него полно девиц, он ее босс, и он ее друг. Какое для него имеет значение, что когда-то она влюбилась в него?
Но окончательно Элеонор разобралась в своих чувствах, когда на горизонте возникла Джордан Кэбот. Джордан приехала в Лос-Анджелес из Сан-Франциско полтора года назад. Блондинка, отпрыск богатого благородного семейства, еще одна пустая дурочка, явившаяся в Голливуд специально, чтобы подцепить на крючок кого-нибудь из шишек. А к тому времени Том был уже председателем «Артемис» и самым выгодным женихом в городе. Возможно, Джордан просто повезло, она оказалась под рукой в самый подходящий момент, когда Том только что получил повышение по службе, был доволен собой и собственной жизнью.
И давай-ка взглянем в лицо фактам, сказала себе Элеонор. В городе, полном красоток с льняными волосами, Джордан Кэбот сумела выделиться. Превосходная фигура, повторяющая очертания песочных часов, хорошенькое американское личико. Прекрасная кожа, белые зубы, отличная физическая форма. И двадцать три года! Но всего этого было бы мало, чтобы окольцевать Тома, очень осторожного, опасавшегося связать себя с кем-то. Что окончательно решило судьбу Джордан — так это ее выдающиеся способности в постели. Том был просто сражен, покорен. Элеонор знала, Том рассказывал ей по-дружески. Он не был вульгарным, но по утрам приходил к ней в кабинет и изумлялся, восхищался, каким неистощимым, живым, молодым становится с Джордан. Он говорил, что ему все время мало. Что он никогда от этою не устанет. И вскоре Элеонор уже приходилось стучать в дверь его кабинета, прежде чем войти: она боялась помешать длинному разговору по телефону, полному интимных намеков.