Салли не могла ответить. Она неподвижно сидела, обнимая дочь, а омнибус уносил их в сторону Ист-Энда.
Глава четырнадцатая
Кладбище
Они ехали в омнибусе до конечной остановки. Харриет уже спала, Салли сидела суровая, неподвижная, ей тоже ужасно хотелось спать. Она подхватила корзину, поудобнее взяла дочку на руку, встала и обратилась к старому кондуктору:
— Где мы?
— Уайтчапел-роуд, — ответил тот. — Недалеко от Лондонской больницы. Дальше не поедем, это конечная.
Салли вышла из омнибуса и стала осматривать свои пожитки. Был ранний вечер, улица была полна народа, вокруг грохотали проезжавшие экипажи, в воздухе стоял запах жареной рыбы. Сияли газовые фонари. Харриет протерла глаза. Салли на секунду поставила ее на землю, но та вцепилась в ее ногу и заплакала. Салли заглянула в сумочку. Оставалось три шиллинга и семь пенсов, все.
«Не надо загадывать, — думала она. — Не надо загадывать на будущее». Недалеко отсюда лавка ростовщика; что она может заложить?
На ней было очень мало украшений: медальон на цепочке — подарок Фредерика, с ним она расставаться не собиралась. Салли не носила ни сережек, ни брошей, ни браслетов. Единственная вещь, с которой она могла расстаться, — золотые часы ее отца.
«Хорошо, надо их заложить», — подумала она. Ростовщик будет хранить вещь год и один день, до этого он не имеет права продать часы, а через год уже все разрешится, и она сможет выкупить их обратно.
Еще у нее был пистолет…
Нет. Он понадобился ей сегодня и может понадобиться снова. Часы были ей не нужны, особенно в Лондоне, где с каждого дома на вас смотрел новый циферблат, причем каждый показывал свое время.
— Пойдем, надо зайти к ростовщику, — сказала она Харриет, беря дочь за руку.
Салли поискала глазами вывеску ломбарда, и… конечно, вон он, всего в сотне метров.
Поскольку был вечер четверга и у всех кончались недельные деньги, в лавке было людно. Многие бедные семьи закладывали вещь-другую, чтобы перекантоваться на период безденежья. В пахнущей плесенью лавке Салли обнаружила очередь из женщин, в то время как ростовщик с женой считали пенни и шиллинги и складывали на полки жалкие вещицы, принесенные ими: соусницы, детскую обувь или гравюру принц-консорта в рамке.
Салли почувствовала, что она здесь чужая в своем теплом пальто и шляпе. Харриет большими глазами озиралась вокруг, испугавшись беспорядка, грязи, запаха несвежей одежды, немытых тел и полумрака, царившего в лавке. Женщины смотрели на них с любопытством и держались в стороне, тихо переговариваясь между собой.
Подошла очередь Салли. Ростовщик, седой старик с наметанным глазом, буркнул:
— Давайте поскорее, пожалуйста, видите, люди ждут.
— Я хочу заложить часы, — сказала Салли. Она никогда не делала этого прежде и не знала, чего ожидать и как себя вести. — Золотые часы, — добавила она.
— Давайте посмотрим, — снова буркнул старик.
— Да, конечно, простите. — Она нащупала часы в сумочке, и они чуть не выскользнули из рук, одетых в перчатки, на прилавок.
Среди всех присутствующих перчатки были только у нее и у Харриет. Салли передала ростовщику отцовские часы, которые все еще преданно тикали, и смотрела, как старик равнодушно поднес их к уху, открыл, постучал по ним ногтем, затем попытался разглядеть получше, приблизив к глазам.
— Пять шиллингов, — заключил он.
— Пять шиллингов?.. — Салли чуть не задохнулась от гнева.
Часы стоили пять фунтов, в двадцать раз больше. Но старик уже, нетерпеливо поглядывал ей за плечо, там кто-то проталкивался к прилавку, и она вдруг подумала, что пять шиллингов — это огромные деньги для женщин, собравшихся в лавке. Старьевщик был здесь бог и царь, а Салли больше некуда было пойти. Поэтому ей пришлось сказать:
— Ну хорошо.
Ростовщик выписал чек, разорвал его пополам, одну половинку прикрепил к часам, другую отдал ей. Салли засунула бумажку в перчатку и увидела, как старик, не слишком церемонясь, бросил часы в шкаф. Потом дал ей полкроны, два шиллинга и шесть пенсов, Салли взяла Харриет за руку и направилась к двери.
— Не унывай, милая, — сказала ей полная женщина с зонтиком.
Салли улыбнулась — женщина выглядела очень жизнерадостной — и это немного подняло ей настроение. Но пять шиллингов! Она надеялась на что-нибудь вроде трех фунтов…
На оживленной улице Салли вдруг поняла, что проголодалась. Ночевать негде, зато полно еды: студень из угрей на том лотке по пенни за порцию, устрицы вон там, жареная рыба в магазине напротив.
— Есть хочешь, моя родная? — спросила она Харриет.
— Я хочу домой.
— Погоди немного. Давай поужинаем.
И они пошли, держась за руки, причем Харриет не пришлось уговаривать. Она была сонная, к тому же Салли очень не нравился ее нездоровый румянец, а Харриет, наоборот, сейчас все нравилось: огни, эта суета и крики; главное, что мама была рядом.
Салли почувствовала, как дочка дергает ее за руку, и обернулась посмотреть на мясника с мертвенно-бледным лицом; он рубил на две половины какое-то неизвестное животное. Кромсал и резал, как какой-нибудь пират на картинке, а его подельник выкрикивал:
— Дешево, дешево! Эй, дамочка, за сколько вам отдать?! Посмотрите на эти жирные ляжки! Нет, не ваши, милочка, я имею в виду эту старую корову. Да нет, не вас же! Покупай! За сколько возьмете?!
Недалеко от них зеленщик клал в чью-то корзину большие, с шишечками, картофелины, а еще чуть дальше была лавка подержанной мужской одежды. Там стояли вешалки с потрепанными пальто и бадья, доверху наполненная обувью. Салли и Харриет осматривались, как туристы. Неужели так жили люди в Уайтчапеле? Они закладывали сломанные зонтики, ели студень из угрей, носили чьи-то поношенные башмаки. Они спали…
Нет! О ночлеге пока не думать. Всему свое время. Сначала еда.
Рядом с магазином подержанной одежды была уютная на первый взгляд забегаловка. Сквозь запотевшие стекла Салли увидела, как сидящие внутри люди с удовольствием уплетают свою еду.
Она толкнула дверь и вместе с Харриет вошла в тесное помещение, заполненное паром, с небольшими, похожими на ящики столами вдоль стен. Слева стоял свободный стол, на нем еще оставались чьи-то грязные тарелки, но больше мест не было. Салли усадила Харриет на деревянную скамейку и отодвинула от себя немытую посуду.
Люди глазели на них; неужели она так от них отличается? Седой мужчина за столом напротив, методично отправлявший в рот ложку за ложкой с картофельным пюре, открыто не скрывал своего любопытства. Салли стало интересно, сколько времени должно пройти, чтобы на них перестали обращать внимание. Может, им вообще не следовало приезжать в Ист-Энд?
А затем появился официант в фартуке, который некогда был белого цвета. Собрав со стола грязные тарелки, столовые приборы, пустые бутылки из-под пива и вытерев стол несвежей тряпкой, официант обратился к ним:
