— Для меня это как новый язык, — заинтересовалась Салли. — Кто такие зеленые?
— Рабочие, которые только приехали. Малые, у которых нет работы и которые вообще еще ничего здесь не знают. Зеленые, понимаете?
Ночь была тихой, и лодка скользила по воде, словно по шелку. Голдберг молча сидел возле Салли, а старик, от которого несло джином, казалось, уснул, разве что быстрые легкие гребки свидетельствовали о том, что он бодрствует. Салли почувствовала себя в подвешенном состоянии — между небом и водой, прошлым и будущим, опасностью и… и чем? Она кинула быстрый взгляд на Голдберга, но не разглядела его лица под широкими полями шляпы.
— Зачем вы меня сюда привезли? — наконец спросила она. — Хотите, чтобы я что-то сделала?
Он кивнул:
— Должна приплыть молодая девушка, она будет одна. У нее есть кое-какие новости о Цадике, и мне не терпится поскорее их услышать. Надо поторопиться. Там будут женщины, о которых я вам говорил, поджидающие одиноких девушек. Они говорят на идише, на русском, на немецком, притворяются, будто пришли из еврейских приютов, — все, что угодно, лишь бы заполучить бедняжек.
— Белье? — вспомнила Салли.
Он кивнул.
— Мы должны найти Ребекку Мейер — это та самая девушка — и уберечь ее от этих хищниц. Проблема в том, что она знает: ее встретит женщина. Если найдете ее и будете с ней, она пойдет с нами. Поможете?
Салли закивала.
— А как я ее узнаю?
— У меня есть фотография. Вот…
Он протянул ей потрепанную фотокарточку и зажег спичку, чтобы Салли могла разглядеть ее получше. Девушка стояла на ступеньках дома, как подумала Салли, в России; темноволосая, с крупными чертами лица, подозрительным взглядом и платком на голове. В руках она держала швабру и была похожа на служанку. Спичка погасла.
— Она говорит по-английски? — поинтересовалась Салли.
— Не очень. По-немецки, думаю, немного понимает. Покажите ей карточку, если придется. Это будет довольно трудно — нужно заставить ее поверить, что вам можно доверять. Меня рядом не будет — есть кое-какие дела. Но вы справитесь.
«Надеюсь», — подумала Салли. Она засунула фотографию в перчатку и снова села рядом с Голдбергом. Лодка тем временем уверенно продвигалась все дальше и дальше.
И тут она увидела пароход. Иллюминаторы и огни на палубе горели, а сам он находился за небольшим лесом мачт роящихся вокруг маленьких суденышек — обычные весельные лодки и шлюпки, как у них, два-три паровых катера и еще много-много других — все они слетелись к пароходу, словно пчелы на мед. Подплыв поближе, Салли увидела, что палуба заполнена темными фигурами, кое-кто уже спускался по тускло освещенным шатким ступеням откидного мостика. Навстречу прибывшим тянулись руки, подхватывали тюки, бросали на дно лодок, быстро помогали их владельцу забраться в шлюпку и тянулись к следующему.
Чарли, их гребец, держал лодку на некотором расстоянии от парохода, и тут Салли в первый раз заметила, что начинается прилив.
Одна из шлюпок, перегруженная и накренившаяся на борт, медленно отползла в сторону, и ее место тотчас же заняла другая. Казалось, суденышки подплывали к трапу парохода безо всякого порядка — кто успел занять место, тот и прав, и лодочники наполняли ночной воздух криками и ругательствами.
В лодке, которой удалось протиснуться к ступенькам, находилось два человека. Один сидел на веслах, а другой, как поняла Салли, был переводчиком. Он что-то кричал на идише столпившимся на палубе людям, и Голдберг объяснил ей, что он предлагает желающим отвезти их в Пьер-Хэд, им гарантируется поездка в кебе до чистого еврейского общежития, с домовладельцем уже есть договоренность, и жилье будет стоить не более десяти шиллингов. Салли обомлела: дорога из Роттердама в Лондон стоила всего фунт. Тем не менее люди, отталкивая друг друга, лезли в лодку. Вероятно, они не знали, что такое десять шиллингов.
— О, — встрепенулся Голдберг, — смотрите, кто приехал.
Паровой катер стоял следующим в очереди к лестнице, оттирая мощным корпусом несколько маленьких лодчонок, бьющихся о его борта на волнах. Крупный мужчина с багровым лицом, в цилиндре и плаще с пристегивающимся капюшоном с трудом поднимался по раскачивающейся лестнице, за ним спешил мужчина поменьше в котелке, он нес полевую сумку.
— Кто это? — поинтересовалась Салли.
— Известная личность — Арнольд Фокс. Не встречали его имени в газетах? Еще встретите. Антисемит, пытается продвинуть в парламенте закон, чтобы евреев не впускали в страну. Так, Чарли, подплывай. Надо узнать, что он там затевает. Готовы, мисс Локхарт?
Салли кивнула. Казалось, без малейшего усилия старый лодочник втиснул шлюпку между кормой катера Арнольда Фокса и носом соседней лодки.
Как только они коснулись мостика, Голдберг ухватился за поручни и крепко держал их, пока Салли не взошла на шаткие ступеньки. Она отчетливо ощущала напор толпы, которая ломилась вниз, напор лодок, выбивающих себе место возле мостика, и силу Голдберга, готового в случае чего прийти ей на помощь. Почувствовав его ладонь на своей руке, она обернулась, на секунду встретилась с ним взглядом и вновь продолжила восхождение.
На палубе в резком свете керосиновых ламп Голдберг нагнулся к ней и тихо заговорил:
— Как только увидите ее — действуйте. Помните, вы будете не единственной, кто пришел по ее душу. Вон, смотрите — я знаю эту старую ведьму, видел ее раньше. Это миссис Патон, она содержит публичный дом. Глядите, что она делает.
Он указал ей на ярко накрашенную женщину в дорогих мехах. Как показалось Салли, ей было чуть больше пятидесяти, у нее был маленький рот и холодные, словно монетки, глаза. Она нежно держала за рукав темноволосую девушку, стоявшую на палубе с множеством свертков, беспомощную, испуганную, кроткую, и что-то доверчиво шептала ей на ухо. Вскоре рука с двумя кольцами уже дружески трепала девушку по щеке. Девушка что-то сказала, и миссис Патон кивнула мужчине у поручней. Девушка направилась с ними к ступенькам.
Салли хотела было броситься и удержать ее, но Голдберг взял ее за руку.
— Бороться надо с корнями, а не с листьями. Хотите увидеть больше? Посмотрите на того мужчину.
Он кивнул в сторону тучного человека в меховой шапке. Салли заметила, что он действовал, словно пастушья собака. Борьба за место, толкотня у перил, оказывается, вовсе не были хаотичными. Мужчина выбирал каких-то пассажиров и пропускал их на лестницу, других удерживал, в зависимости от того, какая лодка причаливала к мостику, причем делал это так умело, что со стороны казалось, будто он просто помогает людям спускаться с корабля.
— Кто это? — спросила Салли.
— Один из шакалов. Посмотрите на лодочников. Некоторые с ним в сговоре. У них есть пароль, своего рода сигнал.
Они продолжали наблюдать через перила, но поскольку было темно, толпа бушевала, и все лодочники что-то кричали и отчаянно жестикулировали, было трудно разглядеть, подает ли кто-то из них какие-либо знаки человеку на палубе.
