Она заметила, как побледнел Родик, и шепнула ему:
– Ты лучше выйди, твоему папе неприятно, наверное,
будет, если ты будешь смотреть.
Родик кивнул и молча вышел из комнаты. Люба точно знала, что
укол Евгению Христофоровичу будут делать в руку – она видела, как делали уколы
«от сердца» Бабане, но непонятно каким, шестым ли, десятым ли, чувством
угадала, что Родик этого не знает, и можно сделать вид, что укол будут делать в
попу, а какому же отцу приятно, когда сын это видит? Пусть парень выйдет под
благовидным предлогом, а вовсе не потому, что боится одного вида шприца с
иглой. А он совершенно точно боится – вон как побледнел весь! Впрочем, все эти
сложные соображения были одиннадцатилетней Любе Головиной на самом деле
неведомы, она поступила чисто интуитивно, и спроси ее – объяснить свой поступок
не смогла бы.
Укол подействовал, отцу Родика стало лучше, и доктор
собралась уезжать. Люба и Родик вышли проводить ее до машины.
– Ну, ребята, еще раз повторяю: молодцы! – широко
улыбнулась врач. – Все правильно сделали, и не растерялись, «Скорую» сразу
же вызвали, и валидол дали, и чай горячий. Всем бы в дом таких умелых и храбрых
ребят – нам бы работы меньше было. А то, бывает, приедешь на вызов – все ревут,
мечутся бестолково, больного только зазря пугают, а самого элементарного никто
не сделает. Счастливо вам, отца берегите.
Они вернулись в дом и подошли к Евгению Христофоровичу. Тот
дремал, дыхание ровное, лицо порозовело. Ребята на цыпочках вышли из комнаты, и
тут Люба, переставшая волноваться за больного, начала видеть дом совсем другими
глазами – глазами маленькой хозяйки. Да, похоже, мама Родика – это не Бабаня.
Занавески серые, пол уж дня два как не мыт, а то и все три, да и на кухне
порядка маловато. Люба вспомнила, что, пока готовила чай, успела отметить не
только «непорядок», но и отсутствие кастрюль и сковородок с едой. А время-то
близится к обеду…
– У вас обед есть? – спросила она.
– Не знаю, – пожал плечами Родик. – Надо
посмотреть. Мы с папой на обед макароны варим или картошку.
– А на ужин что?
– Не знаю. Мама что-нибудь привезет из города,
приготовит.
– И не стыдно тебе? – набросилась на него
Люба. – Мама целый день на работе, потом по магазинам бегает за
продуктами, потом на электричке и на автобусе сюда едет, а ее дома даже ужин не
ждет, ей самой для вас готовить приходится. Это не дело. Иди посиди с папой
полчаса, я скоро вернусь.
– Зачем с ним сидеть? Он же спит.
– Все равно посиди. Он проснется и пусть видит тебя
рядом. Ты что, не понимаешь? Это же сердце, а не нога какая-нибудь. Если вдруг
что – звони «ноль-три», снова врача вызывай.
– А что, ему опять может быть плохо? –
встревоженно спросил Родик.
– Ну это я так, на всякий случай, чтобы ты был
спокойнее.
Люба побежала домой, но с полпути вернулась – забыла в доме
Романовых свою авоську с хлебом и маслом.
– Что так долго? – напустилась на Любу Анна
Серафимовна. – Куда ты потерялась? Обедать пора, все готово, мы с Тамарой
тебя ждем, а ты где-то носишься.
Люба коротко объяснила бабушке, где была и почему
задержалась.
– Я не буду обедать, ладно, Бабаня? Мне нужно Родику
помочь, он там один с больным папой, и у них даже еды нет никакой.
Люба готовилась к тому, что бабушка станет ругаться и не
пустит ее к Родику, но Анна Серафимовна мягко улыбнулась:
– Конечно, беги, Любаша, мальчику надо помочь.
Погоди-ка, возьми чистую кастрюльку, я тебе жаркого положу, там разогреешь, и
вот еще пирог возьми с яблоками, только что из духовки, и баночку малосольных
огурчиков. Неси сюда большую сумку, я тебе сейчас все упакую.
Когда Люба вернулась к Романовым, Евгений Христофорович уже
не спал и о чем-то беседовал с сыном.
– Боже мой, деточка, ну что ты так с нами возишься? Мне
прямо неловко, столько беспокойства…
– Никакого беспокойства, – весело отозвалась Люба,
выгружая из сумки продукты. – Сейчас будем обедать, потом я сбегаю в
магазин, куплю все, что нужно, и приготовлю ужин. Ваша жена вернется с работы –
а у нас уже все готово. И приберусь немножко.
– Вот это уже совсем лишнее, – запротестовал
хозяин.
– Ничего не лишнее. Когда в доме больной – кругом
должна быть стерильная чистота, – уверенно изрекла Люба один из Бабаниных
постулатов.
Она быстро разогрела жаркое, порезала красивыми тонкими
овальчиками (как Бабаня учила) малосольные огурцы, на десерт подала чай с
яблочным пирогом и очень огорчалась, что не может накрыть стол так же красиво,
как это делалось дома: ни одной белоснежной скатерти у Романовых не
обнаружилось, да и тарелки были сплошь разнокалиберными. Евгений Христофорович
еще немного посопротивлялся, но в конце концов дал ей деньги на продукты, Люба
сбегала в магазин, а также на автобусную остановку к совхозу, где местные
бабульки торговали овощами и ягодами со своих огородов, притащила полную сумку
снеди, и к шести часам вечера дом наполнился запахом котлет, жареной картошки и
компота из малины, смородины и крыжовника. Когда вернулась из Москвы мама
Родика, Клара Степановна, ее встретил дом с чистыми полами и накрытым столом.
– Господи! – ахнула она, едва переступив
порог. – Как же это? Что происходит?
– Это Любочка, – с радостной улыбкой объявил
вполне оправившийся Евгений Христофорович. – Наш ангел-хранитель.
Знакомьтесь.
Они долго сидели за столом, подробно рассказывая
перепуганной Кларе Степановне про сердечный приступ, про приезд «Скорой», про
то, как Родик сидел с отцом, а Люба бегала за покупками и готовила еду. Потом
девочка спохватилась, что уже поздно и надо возвращаться домой.
– Родик, проводи Любу, – сказала Клара Степановна.
– Да что вы, – засмущалась та, – не нужно, я
сама дойду, тут же рядом совсем, у нас дача на соседней улице.
– Надо, – твердо произнесла мать Родика, и отец
тут же подхватил:
– Конечно, надо, Родик обязательно тебя проводит.
Они вдвоем вышли из дома, и Люба чувствовала, как отчаянно
колотится ее сердечко: впервые в жизни мальчик провожал ее вечером домой, да не
какой-то там одноклассник, а взрослый парень, да еще такой красивый. Она совсем
не знала, о чем разговаривать по дороге и надо ли разговаривать вообще, может
быть, следует идти молча?
– Ты, наверное, врачом станешь, – неожиданно
произнес Родик.
– Почему? – удивилась Люба.
Она еще не задумывалась всерьез о будущей профессии, может,
инженером будет или учительницей, но о том, чтобы стать врачом, мыслей не было.
– Ты такая решительная, серьезная, даже доктор тебя
похвалила. И о больных умеешь заботиться.
– Это меня бабушка научила, – засмущалась
Люба. – У нее тоже сердечные приступы бывают, я и запомнила, как и что
надо делать. А сколько тебе лет?
