Люба отправилась мыть посуду, до маминого возвращения с
работы она успела еще салфетки перестирать и накрахмалить и вымыть крыльцо.
Бабушка всегда говорит, что уютный дом начинается с чистого крыльца и что если
на крыльце грязь и мусор, то никакая чистота и красота внутри дома уже не
спасает, все равно остается впечатление неопрятности и запущенности.
Дальше вечер покатился по привычной колее: приехала мама,
Бабаня кормила ее ужином, потом все собрались на веранде за самоваром и ждали
папу. Отец, Николай Дмитриевич, приехал поздно, девочки уже умылись, почистили
зубы и собирались спать. Прямо с порога он спросил, чем закончилась вчерашняя
история с сердечным приступом у соседа-профессора, и Люба доложила, что все в
порядке, врач больше не понадобился, и сегодня она с сыном профессора Родиком
ходила на озеро, где познакомилась с ребятами, среди которых есть даже
греческая девочка с удивительным именем Аэлла.
– А, знаю, – кивнул Николай Дмитриевич, –
Александриди. Ее отец хороший мужик, крепкий, настоящий коммунист.
– Папа, а почему они здесь живут? – не сдержала
любопытства Люба.
– Потому что в сорок девятом году из Греции в нашу
страну приехали тринадцать тысяч эмигрантов, и Александриди в их числе. Правда,
все они в основном осели в Ташкенте, но дяде Константиносу разрешили жить рядом
с Москвой, потому что он настоящий коммунист и прогрессивный журналист, он
дружит с Твардовским и Борисом Полевым, – объяснил отец.
Про Василия Теркина Люба знала, в школе проходили, и
«Повесть о настоящем человеке» она тоже читала, имена знаменитых писателей были
ей знакомы, поэтому ничего удивительного не было для нее в том, что человек,
который с ними дружит, имеет большие привилегии. Вот, значит, из какой семьи
Аэлла! Понятно, почему она так задается.
– А что, его дочка хорошо говорит по-русски? –
поинтересовался отец.
Хорошо ли? Люба растерялась. Аэлла говорила точно так же,
как сама Люба, да как все вокруг, ничего особенного девочка в ее речи не
заметила. А как еще она должна говорить?
– Она же гречанка, родилась в Греции и жила там до пяти
лет, – пояснил Николай Дмитриевич, – русский язык только здесь
выучила, а родной для нее – греческий. Вот я и спрашиваю: она хорошо русский
выучила?
– Наверное, – пожала плечами Люба, – она
разговаривает, как все.
– И без акцента? – недоверчиво прищурился отец.
– Без акцента.
– Вот молодец девчонка! – искренне восхитился
он. – Вот же редкостная умница! Вам бы с Томкой так иностранным языком
овладеть, как она!
Люба загрустила. Надо же, даже папа, который Аэллу совсем не
знает, и то восхищается ею и ставит дочерям в пример. Конечно, такая
замечательная девочка должна быть самой главной в любой компании, и любая
другая девчонка будет рядом с ней выглядеть серой и неприметной.
– Пошли спать, – сердито зашипела Тамара, дергая
Любу за рукав. – Поздно уже. Дай папе поесть спокойно.
Люба уныло поплелась следом за сестрой в их общую комнату.
Однако едва они закрыли за собой дверь, Тамара обернулась к ней с горящими
любопытством глазами:
– Ну, давай рассказывай, как там все было. С кем
познакомилась, какие они, чем вы там занимались.
– Тебе что, правда интересно? – изумилась Люба.
– Ну конечно!
Люба подробно и с удовольствием рассказала про игру в
волейбол, про купание в озере, про костер, про страшную черную старуху, про
Андрея, Аэллу, белокурую скрипачку Танечку и рыженькую девочку, которую звали
Ниной.
– Аэлла эта – полное барахло, – непререкаемым
тоном изрекла Тамара, – один сплошной гонор, на чужом горбу хочет в рай
въехать.
– Почему это? – не поняла Люба.
– Да потому что всех ее заслуг – только то, что она в
волейбол хорошо играет. А все остальное ей за так досталось. Только потому, что
она в Греции родилась и ее папа – большой человек. А вот Андрей – это личность.
Если хочешь чему-то полезному научиться, ты лучше с ним дружи, а не с Родиком
своим. С Родика твоего пользы – как с козла молока.
Люба немедленно обиделась, но постаралась виду не
показывать.
– Хочешь, завтра вместе на костер пойдем, –
миролюбиво предложила она.
– Вот еще! Делать мне больше нечего.
– Ты же сказала, что тебе интересно.
– Так мне тебя послушать интересно, дурища! –
рассмеялась Тамара. – Ты мне за десять минут все и рассказала, а так мне
пришлось бы полдня на это тратить, чтобы самой увидеть. Я лучше что-нибудь
полезное поделаю в это время.
– А как же кино в клубе? – растерялась
Люба. – Ты же обещала со мной сходить. Значит, не пойдешь?
– Ну почему же? Пойду, раз обещала. Я, правда, эту
картину уже видела, но с удовольствием еще раз посмотрю, там одна актриса есть
– прелесть как одета, я не все запомнила, надо еще разок взглянуть. У нее там
такой костюмчик – узкая юбка с ремнем, свободный жакет без пуговиц…
Тамара села на своего конька и с упоением принялась
описывать невероятные наряды одной из героинь. Люба слушала сестру и молча
раздевалась, аккуратно вешала на спинку стула платье, сверху складывала маечку
и трусики, носочки повесила на перекладину между ножек стула.
– А вообще-то, Любка, ты дурища, – неожиданно
закончила свои мысли вслух Тамара. – Я потому и согласилась с тобой в кино
пойти, что видела: ты ужасно хочешь картину посмотреть, а Родик твой не мычит –
не телится.
Засыпая, Люба все думала о том, какая Тамара взрослая и
умная, и ей, Любе, никогда ее до конца не понять. Вот зачем она согласилась в
клуб пойти: то ли сестру пожалела, то ли ей и вправду надо какой-то там
костюмчик получше разглядеть? И Аэлла такая же взрослая, и Родик, и Андрей, и
никогда Любе не встать с ними вровень, она так и будет для них маленькой и
глупой.
На следующий день Люба с Тамарой отправились в кино. Картину
показывали всего один день, зато целых три раза: в двенадцать, в пять часов
вечера и в десять. Они долго решали, на какой сеанс пойти, но Бабаня, как
обычно, сразу внесла ясность, дескать, в десять вечера они не пойдут, это
однозначно, а в пять, пожалуй, неудобно, потому что если Люба собирается
угощать ребят пирогами, то самое подходящее для этого время – между обедом и
ужином. Лучше всего девочкам пойти на двенадцать часов и вернуться домой к
обеду. Они выстояли длинную очередь – в их клуб собирались со всех окрестных
деревушек, купили себе по мороженому, которое продавали только перед
киносеансами, и заняли места в зрительном зале. Через несколько рядов впереди
Люба заметила Андрея и Родика, и ей стало немножко обидно: он собирался идти в
кино, но вчера об этом не сказал и Любу с собой не позвал.
Картина ей понравилась. Конечно, насчет шпионов она не все
поняла, но про любовь – все-все. Ей очень понравился актер Олег Жаков, который
играл главного «нашего», а шпион, которого так сильно любила героиня по имени
Таня, не понравился совсем. И насчет сломанной расчески вместо пароля – это
было здорово придумано! Еще Люба внимательно смотрела на актрису, игравшую
Клаву, официантку из ресторана, которая продалась шпионам, и старалась
запомнить, как она одета и причесана, потому что эта Клава больше всего
интересовала Тамару, это именно ее костюмчики и шляпки так внимательно
рассматривала сестра, чтобы потом зарисовать в своем альбоме. Если Тамара опять
что-то не заметит или забудет, Люба ей подскажет.
