Книга Благие намерения, страница 4. Автор книги Александра Маринина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Благие намерения»

Cтраница 4

Но Камень все не мог избавиться от сомнений и склониться к выбору.

– А может, будем смотреть про того парня, который, как ты выразился, порченый товар подсунул?

– Нет, – твердо каркнул Ворон, – я настаиваю на Любе. Вот увидишь, не пожалеешь.

Камень знал пристрастие своего друга к женщинам определенного типа. Если была возможность, именно таких женщин Ворон старался выбрать в качестве героя истории.

– Ну ладно, – согласился Камень, – давай про Любу. Только ты уж найди там место, когда они все еще знакомы не были, с него и будем смотреть. Кажется, это как раз получается твоя любимая середина пятидесятых.

– Сделаю, – Ворон обрадованно вспорхнул с ветки. – Все будет в лучшем виде.

* * *

…Пыль никак не желала извлекаться из глубоких складок пышного бело-розового кринолина с голубыми бантами, и Люба все туже и туже обертывала свой тоненький пальчик специальной мягкой тряпочкой, пытаясь все-таки пролезть в те места фарфоровой статуэтки, где скопилась эта злосчастная, непонятно откуда взявшаяся пыль. А ведь эту фарфоровую барышню в такой неправдоподобно красивой юбке с бантами и с розово-зеленым веером в изящной опущенной вниз ручке Люба любила больше всех остальных статуэток, составлявших бабушкину коллекцию. Сама коллекция была, по мнению девочки, огромной – целых тридцать две фигурки, и бабушка Анна Серафимовна, баба Аня, или просто – Бабаня, как называли ее внучки, обожала свое сокровище и ни за что не пожелала оставлять его в Москве на целых три дачных летних месяца, тщательно упаковывала каждую фигурку в мягкую бумагу, всю дорогу на электричке от Москвы, а потом на автобусе до дачного поселка держала драгоценную коробку на коленях, потом так же тщательно распаковывала экспонаты, любовно расставляла по своей комнате и строго-настрого наказала Любе и ее старшей сестре Тамаре протирать фигурки от пыли каждый божий день. В комнате Бабани было большое всегда чисто вымытое окно, слегка затененное лишь белоснежными тюлевыми занавесками, поэтому каждую пылинку в этой самой светлой комнате было отлично видно. Дома, в Москве, Анна Серафимовна ухаживала за своей коллекцией сама – все-таки девочки учатся в школе, а уж теперь-то, во время летних каникул, у них полно свободного времени.

А вот у самой Бабани Анны Серафимовны на даче хлопот полон рот: семья из пяти человек, сын Николай, Николенька, невестка Зина, да две внучки, да сама Бабаня, и все должны быть накормлены, и не вчерашним, впрок приготовленным, а сегодняшним, с пылу с жару, и все должны быть обстираны, каждое утро надевать все чистое, заштопанное и наглаженное, и скатерть на столе должна быть белоснежной, без единого пятнышка, и хрустеть от крахмала, и занавески и подзоры на окнах – стерильными. И как же не стирать и не гладить каждый день, если у девочек всего-то по две смены белья да по два платьица? Хорошо хоть у Николая форма, он в милиции служит, но и за ней надобно следить, чтобы капитан Николай Дмитриевич Головин выглядел достойно. А сад с многочисленными кустами черной и красной смородины и крыжовника? А заготовки на зиму, огурчики-помидорчики, которые надо сперва купить у кого-нибудь из местных, потом закатать в предварительно простерилизованные банки? А варенье из «своей» смородины и крыжовника? Впрочем, «своими» ягоды можно было считать весьма условно, принадлежала дача в подмосковном поселке не Головиным, а одной очень старой актрисе Малого театра, Юлии Марковне Венявской, которая сдала им эту дачу бесплатно, а вместо денег попросила несколько банок варенья и компота из растущих на участке ягод. Но что такое несколько банок для одинокой старухи, которая часто болеет и не всегда может выйти в магазин? Бабаня справедливо рассудила, что за три месяца бесплатной жизни в хорошем, крепком просторном доме с садом Головины должны «отдариться» таким запасом всевозможных заготовок, чтобы актрисе хватило на год, до следующей осени. А полы, которые полагалось надраивать два, а то и три раза в день? А половики, на которых не должно быть ни соринки? А посуда, которая от самой большой кастрюли до самой маленькой ложечки для варенья должна сверкать и скрипеть? В общем, хлопот у Анны Серафимовны выше головы, и, разумеется, внучки ей должны во всем помогать, а заодно и учиться готовить, вести хозяйство и вообще содержать дом как должно.

И Люба к своим одиннадцати годам уже многое из бабушкиной науки освоила: и супы готовить умела, и котлеты жарить, и пироги печь, и штопать, не говоря уж о такой ерунде, как пуговицу пришить (этим нехитрым искусством она овладела лет, наверное, в шесть) или гладить. Училась она Бабаниным премудростям с интересом и любую работу по дому выполняла с удовольствием, не в тягость ей было. А вот Тамара… Нет, если полы помыть, одежду постирать или в магазин сбегать – тут от старшей сестры отказа никогда не было, но у нее была какая-то своя собственная шкала, какой-то внутренний приборчик, при помощи которого она раз и навсегда отделила для себя важное и нужное от всякой, как она сама выражалась, «мещанской придури», и никому в семье Головиных не удавалось сбить ее с ориентиров ею же самой расставленных по ранжиру ценностей. Пол должен быть чистым? Конечно! Одежда должна быть опрятной? Безусловно. Притащить из магазина продукты? Не вопрос. Ну и дырки в носках или оторванные пуговицы – это, само собой, тоже непорядок. Завтрак, обед и ужин тоже хорошо бы, чтобы были. Но вот ежедневно протирать бабушкины фарфоровые статуэтки – это явный перебор. И вообще, статуэтки там всякие – это чистой воды мещанство, пережиток прошлого. И хрустящая от крахмала скатерть – тоже глупость, вполне достаточно, если она будет просто чистая и наглаженная. И пироги, каждый день разные, печь совсем необязательно, барство это – ежедневно баловаться такой вкуснятиной, раз в неделю по воскресеньям в самый раз будет. А уж про соленья-варенья и прочее Тамара даже слышать не хотела! Ну что за глупость, право слово, сперва в несколько заходов осторожно обирать кусты, чтобы не повредить еще не созревшие ягодки, потом часами сидеть и тупо срезать маникюрными ножницами носики у смородины и крыжовника, выковыривать шпилькой косточки из вишни – от одного этого можно с ума спятить, а потом тащить из продмага сахар, и вся кухня и веранда заставлены тазами и банками – бр-р-р! Ведь в это время можно почитать или порисовать, во всяком случае, сделать что-то действительно важное и нужное. А варенье и компоты – разве это важно и нужно? Если не с чем пить чай, можно купить карамелек или сушек, а если уж захочется компотику – сварить из чего-нибудь, что продается в магазине, хоть из яблок, хоть из сухофруктов. Одним словом, Тамара в домашних хлопотах помощницей была неважной, предоставляя младшей сестре зачастую отдуваться за двоих, если уж Любаше это все так нравится. Люба на сестру не обижалась, она обожала Тамару и искренне считала ее очень взрослой, умной и красивой и в силу именно этих качеств имеющей право выбирать, что ей делать. Мама девочек, Зинаида Васильевна, какое-то время пыталась ругаться с Тамарой и наказывать строптивое чадо, но очень быстро выяснилось, что это бесполезно: крика Тамара не боялась, на громкий голос и обвинения никак не реагировала, а наказание воспринимала не то что с безразличием – даже как будто с радостью. Ведь не бить же ребенка, это непедагогично, значит, надо не пустить его в кино или на прогулку. Тамара, выслушав очередной приговор рассерженной матери, тихо улыбалась и садилась «в угол» с книжкой или альбомом для рисования. Кажется, для счастья ей вообще больше ничего не было нужно. Зина махнула рукой и оставила попытки перевоспитать старшую дочь. Отец же, Николай Дмитриевич, в процессе воспитания, равно как и наказания, участия не принимал, он нежно любил обеих своих девочек и даже не подозревал, какие баталии разыгрываются за его спиной, пока он несет нелегкую свою службу по охране общественного порядка и защите прав и интересов граждан: Бабаня строго-настрого запретила всем рассказывать ее сыну то, что может его огорчить или рассердить. «Дом должен быть островом счастья, мира и покоя, – не уставала она повторять, – особенно для того, у кого такая тяжелая и опасная служба». Сама же Анна Серафимовна принимала поведение старшей внучки как должное, постоянно обращалась к ней с поручениями и спокойно относилась к отказам. Люба, любившая сестру, от души этому радовалась, но понять не могла. Почему мама сердится, а бабушка – нет?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация