– То и скажу, что ты прав и не прав одновременно. Прав
в том, что есть правила, которые находятся за рамками этики, но от этого они не
становятся менее значимыми или менее правильными. А не прав в том, что ситуация
безвыходная. Выход всегда есть, просто он не всем нравится. Как говорят люди,
нет неразрешимых проблем, есть неприятные решения.
– И как же Родику надо было выходить из ситуации, чтобы
и волки были сыты, и овцы целы? – недоверчиво спросил Камень, абсолютно
уверенный в том, что такого выхода просто не существует.
– Ему нужно было принести жертву.
– Жертву? Какую? Кому?
– Ему нужно было пожертвовать собой. Видишь, он
оказался в ситуации, когда надо было либо выбирать Аэллу и пожертвовать Любой,
либо наоборот. То есть он эту ситуацию так видел. Но ведь там же типичный
треугольник, в котором, как ты понимаешь, вовсе не две стороны, а все-таки три.
Про третью сторону – про себя самого – твой Родислав благополучно забыл. Ну как
же, разве мы помним о себе, когда нужно выбирать, кем пожертвовать! Тут мы
очень ловко забываем, что мы тоже, так сказать, в игре, и выбираем из всех
остальных, а себя из круга исключаем.
– Чего-то ты все вокруг да около ходишь, –
рассердился Камень. – Говори яснее.
– Да куда уж яснее! – усмехнулся Змей. –
Родислав должен был принести в жертву собственную репутацию, только и всего. Он
мог сказать Аэлле, что у него были попытки сексуального опыта, но неудачные, и
он теперь боится, мог сказать, что он импотент, или что у него венерическое
заболевание, или что он вообще гомосексуалист. Мог? Мог. Да, он пал бы в ее
глазах ниже плинтуса, да, она больше никогда не посмотрела бы в его сторону, но
она, по крайней мере, не почувствовала бы себя отвергнутой и нежеланной, а
может быть, даже и пожалела бы его. И Любе он бы верность сохранил.
Камень ушам своим не верил.
– То есть он должен был солгать? Ты это предлагаешь?
– А что такого? Твоя этика рассматривает такую вещь,
как ложь во спасение?
– Нет.
– А зря, очень полезная штука, и, кстати сказать,
совершенно безобидная, если человек клевещет на самого себя. Да, я согласен,
оболгать другого человека «во спасение» – это дурно. Но самого себя-то? Да
за-ради бога!
– А как же непреходящая ценность истины? Истина – это
главное. Родислав ею не поступился, Аэлла ему не нужна – он так и заявил всем
своим поведением. И я не понимаю, почему честный поступок во имя истины привел
к таким последствиям, как обида и возможная вражда. Этика этого объяснить не
может. А ты можешь?
– Легко. Потому что ты философ, а я – мудрец. Я жизнь
знаю. А ты знаешь только чистую науку. Жизнь многообразнее, шире и жестче.
Этика твоя хорошо прикладывается только тогда, когда люди живут по тем самым
правилам, которые находятся за пределами этики. Но это же идеальная ситуация,
не живут люди по этим правилам, понимаешь? Не живут! Поэтому постоянно
возникают конфликты между жизнью и этическими нормами. Но в этом и прелесть.
Лично для меня, – добавил Змей. – В этом начальный пункт того самого
развития человечества, о котором мы с тобой в прошлый раз говорили, в том числе
его нравственного развития. Поконфликтуют пару тысячелетий, а там, глядишь,
спохватятся и начнут все-таки жить по тем правилам, которые за рамками этики.
Эти правила же не идиоты придумали, они веками складывались и проверялись на
прочность, а люди ими пренебрегают. Тогда и твоя чистая наука пригодится, если
ее к тому времени на помойку истории не выкинут. Слушай, утомил ты меня, аж
голова разболелась.
– Да это к дождю, у меня тоже суставы ноют. Ладно,
ползи, лечись, а я подумаю над тем, что ты сказал.
Но подумать как следует у Камня не получилось, потому что
сперва он долго искал положение, при котором самый больной сустав не так сильно
ныл, а потом явился Ворон.
– Я буду без подробностей рассказывать, – заявил
он на лету, еще не сев на ветку, – там грозища идет – жуть! Все сверкает и
гремит, дождь стеной. Так что я быстренько, коротенько. Аэлла страшно
разозлилась на Родислава и на себя саму, пару дней побушевала, а потом решила
срочно выйти замуж, чтобы доказать Родику и себе самой, что она все равно
первая и лучшая и ни в коем случае не может оказаться в положении отвергнутой,
что не больно-то Родик ей и нужен и что сцена на даче была не более чем шуткой
и недоразумением. Поклонников у нее в институте полно, и она выбрала себе в
мужья самого-самого: сына заместителя министра здравоохранения. Деньги в семье,
положение, связи – ну, сам понимаешь. И у Аэллы с деньгами, положением и
связями все благополучно, матушка ее Асклепиада вхожа в самые
высокопоставленные дома страны, батюшка тоже не последний человек в системе
советской пропаганды. В общем, такой династическаий брак. Родители с обеих
сторон счастливы, быстро организовали бракосочетание, чтобы дети, упаси бог, не
передумали, замминистра даже справочку состряпал, дескать, будущая невестка
ждет ребенка, так их расписали за один день. Свадьбу они отгрохали – всем на
зависть! В самом лучшем ресторане, с эстрадным оркестром, короче, со всеми
пирогами. И что ты думаешь? Аэлла пригласила на свадьбу Любу с Родиком. На
Любу-то ей, само собой, наплевать, ей важно было, чтобы Родик увидел, что она в
полном шоколаде, при самом лучшем муже – не Родику чета, но куда ж его без Любы
приглашать, все-таки она его официальная невеста. Весело было, все танцевали,
пели, поздравляли молодых, и Люба была счастлива, она хоть и не общалась
последнее время с Аэллой, но все-таки с теплотой вспоминала дачную компанию. А
Аэлла была такая красивая, просто очаровательная, и муж ей под стать.
– Так ты про эту свадьбу мне рассказывал? Что-то я не
пойму, а откуда тогда Андрей взялся? Ты же говорил, что он в армии. И Тамара
как там оказалась? Она же в дачной компании не была, с какого перепугу Аэлла ее
позвала?
Ворон смущенно потупился.
– Не, та свадьба была другая, не такая шикарная. Я и
сам не пойму. Слушай, а может, Аэлла развелась с этим своим сыном замминистра?
С ним развелась, а за Родислава вышла.
– Чего ты гадаешь на кофейной гуще! Лети и узнавай.
– Куда я полечу? Сейчас гроза начнется. Я спрячусь,
ливень пересижу где-нибудь в густых ветках.
Ворон панически боялся молнии, но говорить об этом избегал и
делал вид, что просто не любит сильный дождь, от которого у него будто бы
портятся перья.
Камень удрученно вздохнул. Хорошо Ворону, он может
спрятаться в густой листве, и Змею тоже хорошо, он может заползти в
какую-нибудь нору или под пень, Ветру вообще гроза не страшна, он с ней дружит
и под ручку прогуливается, а ему, Камню, обреченному на неподвижность, придется
переносить непогоду без какого бы то ни было укрытия. Чего ж удивляться, что у
него болезней куда больше, чем у его ровесников – Ворона, Змея и Ветра?
* * *
В 1960 году, когда упразднили Министерство внутренних дел
СССР и вместо него появились МВД союзных республик, прошла массовая
перестановка милицейских кадров, те руководители московской милиции, которые
хорошо знали и ценили Николая Дмитриевича Головина, в большинстве своем
оказались на руководящих должностях в новом министерстве РСФСР, и с того
момента карьера самого Головина резко пошла в гору. Его новая должность на
Петровке предусматривала привилегированное положение в очереди на получение
жилья, и стало понятно, что вместо одной трехкомнатной квартиры, которую семья
Головиных получила бы при сносе барака, им светят целых две квартиры, одна для
самого Головина с женой, матерью и старшей дочерью, а вторая – для младшей
дочери с мужем, надо только, чтобы брак зарегистрировали и мужа прописали в
комнату в бараке. Спешки никакой не было, получение квартиры предполагалось в
середине осени 1964 года, так что свадьбу торопить смысла нет, как
запланировали в июле, после летней сессии, – так пусть и будет.
