– Да, тяжелый случай, – прокомментировал
Камень. – Сколько ж ему лет-то?
– Ему? Сейчас посчитаю. – Ворон молитвенно сложил
крылья и уставился на высокую ветку ближайшей ели. – Он шестнадцатого
года, сейчас там у них семьдесят пятый заканчивается, стало быть, ему пятьдесят
девять.
– Послужит еще. До скольких лет у них там генералы
служат?
– Кажись, до семидесяти, но я не очень уверен. До
шестидесяти пяти – точно, а возможно, и дольше.
– Да, еще послужит, – задумчиво повторил
Камень. – И если я хоть что-то понимаю в людях, крови он своим домашним
еще попортит. А Аэлла? Ты ее видел? Как она?
Ворон затравленно оглянулся, прокашлялся, дернул клювом.
– Ты что? – перепугался Камень. – Что с
тобой?
– А ты сам не чуешь?
«Змей!» – с ужасом подумал Камень. Неужели старый товарищ
утратил бдительность и подполз так близко, что позволил Ворону себя учуять?
Теперь скандала не миновать, Ворон начнет обижаться, дуться, дело дойдет до
взаимных оскорблений, потом Ворон улетит, хлопнув крыльями, как дверью, и
прощай просмотр сериала. Ах, как некстати! На самом интересном месте.
– Я ничего не чувствую, – осторожно ответил Камень
слегка дрогнувшим голосом.
– Да жаром повеяло! У меня моментально в горле
пересохло. И в пот бросило. Не иначе Ветер где-то по пустыне шарахался, а
теперь сюда заявился.
«Слава богу! – подумал Камень. – На этот раз
обошлось».
Спустя несколько мгновений он и сам почувствовал дуновение
сухого горячего воздуха в правый бок, отчего сразу же перестал ныть сустав.
Хорошо! Сухой жар ему сейчас очень кстати, он всегда отлично помогает.
– Что там насчет Аэллы? – раздался веселый
голос. – Я же просил без меня не рассказывать.
– Я и не начинал еще, – хрипло пробурчал
Ворон. – Ты бы хоть влаги поднабрался, когда в гости идешь, чудовище ты
невоспитанное! У людей, между прочим, приличный человек в гости с пустыми
руками никогда не является. Ну вот что ты притащился в таком сухом горячем виде?
Я говорить не могу, у меня от тебя в горле першит.
– А Камню нравится, – беспечно отозвался
Ветер, – у него косточки болят, ему сухой горячий воздух очень полезен,
правда, Камешек?
– Правда, – признался тот. – Ты уж потерпи,
Ворон, сделай милость, я свой ревматизм полечу чуток.
– Да уж потерплю, отрава ты подагрическая, что с тобой
сделаешь. Вы тут полечитесь, а я пока на озеро слетаю, нормальным воздухом
подышу, все равно я в таких условиях рассказывать не могу.
Он демонстративно закашлялся и улетел. Ветер заботливо
облетел вокруг Камня, забиваясь в самые маленькие щелочки и трещинки, чтобы
горячий воздух проник как можно глубже в измученную болезнями и сыростью глыбу.
– Ну как? Хорошо?
– Хорошо! – стонал Камень.
– А так?
– Еще лучше.
– А вот так?
– Как в раю. Прямо чувствую, как боль отпускает.
Спасибо тебе, дружище.
– Да не на чем. Ты мне про Аэллу расскажи, про любимицу
мою.
Камень, расслабленный сухим теплом и отступившей болью, с
удовольствием пересказал все, что узнал от Ворона: про карьеру Аэллы, ее
замужества и нового любовника, которого случайно увидела Тамара.
– И все? – недовольно воскликнул Ветер.
– Пока все. Больше Ворон ничего не успел рассказать.
– Ну я не знаю… – Камень почувствовал, как
шевельнулась плотно облегающая его тело воздушная масса. – Это халтура
какая-то, а не просмотр сериала. Он хотя бы сказал, как она сейчас выглядит?
Все такая же красавица, как была в юности?
– Не сказал. Но, наверное, такая же. Куда красота
денется, если она есть?
– Тоже верно, хотя бывает по-всякому. Слушай, я
устроюсь между деревьями и посплю немножко, ладно? Устал чертовски, пока тащил
к тебе эту жару, старался, чтобы она дождем не пролилась. Не обидишься?
– Что ты! Спи, Ветрище, отдыхай, набирайся сил. Я тоже
подремлю.
* * *
– Тамара Николаевна! – к Тамаре подлетела
девушка-ученица с вытаращенными глазами. – Вас к телефону Аэлла
Константиновна!
Руки Тамары – в одной расческа, в другой ножницы – на
мгновение замерли над головой сидящей в кресле дамы.
– Ира, я работаю, – спокойно ответила она.
Она не любила отвлекаться во время работы, особенно когда
делала стрижку «сэссун» – новое слово в парикмахерском деле, – требующую
отточенной техники и высокой концентрации внимания.
– Но ведь это же сама Аэлла Константиновна!
– Я работаю, – терпеливо повторила Тамара. –
Скажи, что я перезвоню ей, когда освобожусь.
– А вдруг ее уже не будет на месте?
– Иди, Ира, – улыбнулась Тамара.
Она не могла сердиться на эту восторженную молоденькую
ученицу, далеко не первую, кто терял рассудок при одном упоминании имени Аэллы Александриди,
знаменитого пластического хирурга из расположенного рядом Института красоты.
Пациентки института зачастую становились клиентками салона «Чародейка»,
информация о лучших специалистах-медиках и лучших мастерах-парикмахерах плавно
циркулировала из двери в дверь, и в салоне всегда были осведомлены обо всем,
что происходило в институте, равно как и наоборот. Аэлла Константиновна была
постоянной клиенткой «Чародейки», делала здесь маникюр и педикюр, а стриглась и
укладывала волосы только у Тамары, которой хватало выдержки не расхохотаться
открыто, когда Аэлла, садясь к ней в кресло, говорила:
– Томочка, я опять к тебе записалась, пусть все видят,
какие именитые клиентки к тебе в очереди стоят, это поднимет твой престиж в
глазах окружающих.
Тамаре Головиной, победительнице конкурсов в Москве, Риге и
даже в Польше, мастеру, которого вызывали к себе перед ответственными
выступлениями самые знаменитые актрисы и певицы, давно уже не нужно было
поднимать собственный престиж, но Аэлла упорно не хотела этого замечать и
тешила себя иллюзией собственной благотворительности. Эта иллюзия приносила ей
такое глубокое удовлетворение, что Тамаре жаль было лишать подругу своей сестры
столь невинной радости. Особенно забавным показалось Тамаре, что ученица Ирочка
и в самом деле испугалась: а вдруг, когда Тамара Николаевна перезвонит, Аэллы
Константиновны уже не будет на месте? Наверное, случись так – и мир рухнет.
Краем глаза Тамара видела, как неугомонная ученица подбежала
к администратору Татьяне и что-то горячо зашептала ей на ухо. Администратор
всплеснула руками, подхватилась и через весь зал направилась к Тамаре.
– Тамарочка, Аэлла Константиновна ждет у телефона,
может быть, передать что-нибудь?
– Мне нечего ей передавать, кроме того, что я
перезвоню. Это же она мне звонит, а не я ей.
