– Что у Кольки в школе? – спросил Родислав,
приступая к трапезе за красиво накрытым столом. – Что-то он сегодня больно
положительный. Опять пару схватил?
– Тройку в четверти и за год, – улыбнулась Люба,
наливая из супницы в глубокую тарелку рассольник. – Теперь подлизывается.
Ну что с ним сделаешь?! На него совершенно невозможно сердиться. Знает,
паршивец, что сказать, как сказать, когда сказать, чтобы его снова все любили.
Он добрый мальчишка и по большому счету хороший, только учиться ленится, хотя и
способный.
– Это да, – согласился Родислав. –
Вкуснотища! Нигде и никогда не ел таких рассольников, как у тебя. А что на
второе?
– Голубцы, ты же сам вчера просил. А к чаю пирог с
ягодами, твой любимый. Или тебе кофе сделать? Кстати, я сегодня банку
растворимого урвала в магазине, возьми завтра на работу.
– Да ну? – удивился он. – Такой дефицит! Тебе
повезло.
– В последнее время его стало легче купить, кофе же
подорожал в два раза, забыл? И шоколадные конфеты тоже.
Конечно, насчет кофе Родислав забыл, вернее, ему не с чего
было помнить, он в магазин уже давно не ходил: все хозяйственные заботы с
самого начала их совместной жизни лежали на Любе. А вот про конфеты помнил,
потому что регулярно покупал их для Лизы, и обратил внимание, что
действительно, ассортимент того, что можно было найти на прилавках, стал
побогаче.
– Давай кофейку, – решил он.
– А спать? Ведь не уснешь.
– Усну. И потом, еще рано, а мне столько нужно тебе
рассказать.
Он с аппетитом уминал голубцы со сметаной, вдыхая запах
кофе, который Люба сначала молола в ручной мельнице, потом заваривала каким-то
особенно хитрым способом, отчего напиток получался необыкновенно ароматным и
вкусным. Нигде – ни в ресторанах, ни в гостях – ему не доводилось пробовать кофе
вкуснее.
– Вы с мамой решили, когда мы детей вывозим на
дачу? – спросил Родислав.
– Послезавтра, в субботу. Жалко, что моя мама не может
папу оставить одного, если бы она поехала на дачу вместе Кларой Степановной,
было бы легче, – посетовала Люба. – Тамара права, папу очень
избаловали и мама, и Бабаня.
– Кстати, – оживился Родислав, – Николай
Дмитриевич тебе не говорил, что его ждет повышение?
– Повышение? – обрадовалась Люба. – Нет, он
ничего не говорил.
– Что ты! У нас вся академия гудит, что одного замминистра
снимают, а на его место назначают Николая Дмитриевича.
– Здорово! А что еще у вас в академии происходит? На
какую тему было партсобрание?
– Доклад по книгам Брежнева «Малая земля» и
«Возрождение». Я чуть не уснул, честное слово! И не пойти нельзя. Скука
смертная! У вас на заводе уже обсуждали эту бессмертную литературу?
– Нет, еще все впереди.
Попивая кофе с ягодным пирогом, Родислав неторопливо и в
подробностях рассказал жене о работе, о срочном документе, который сегодня
подготовил по указанию начальника, и поделился своими размышлениями по поводу
темы будущей диссертации.
– Можно взять что-нибудь о личности осужденных за
преступления против собственности, но для сбора материала придется не вылезать
из колоний, а это означает постоянные командировки, – осторожно забросил
он удочку.
– Но тебе это интересно?
– В общем, да, – аккуратно ответил
Родислав. – Но меня больше привлекает другая тематика. Я бы с
удовольствием занялся проблемами повышения эффективности управления
предварительным следствием. Это ново и довольно модно сейчас, наука управления
сегодня на коне, а я все-таки столько лет в следствии проработал, кое-что в
этом понимаю. Но опять командировки, материал-то надо на местах собирать. Как
ты будешь без меня справляться?
– Ой, Родинька, да ты вообще об этом не думай! –
воскликнула Люба. – Я отлично справлюсь, ты выбирай ту тему, которая тебе
ближе и интереснее, а у нас все будет в порядке, и мамы наши, слава богу, на
ногах, всегда помогут, если что. Но все-таки мне кажется, что про личность осужденных
– это интереснее. Это же живые люди, каждый со своей судьбой, со своим
характером, со своей историей… Неужели тебе это совсем неинтересно?
– Любаша, мне обе темы интересны, но я должен думать о
перспективах, понимаешь? Если я буду писать о личности преступника, то мне
придется готовить диссертацию на кафедре криминологии, а если про следствие –
то на одной из управленческих кафедр. Их у нас в академии несколько. Я тебе уже
говорил, что наука управления сейчас на коне, это писк моды, и тех, кто ею
занимается, с удовольствием двигают потом на хорошие должности. Ты же знаешь,
моя цель – организационно-инспекторское управление Штаба МВД, я хочу туда
попасть, а с диссертацией по криминологии у меня шансов куда меньше, чем с
диссертацией по управлению.
– Тогда конечно, – согласилась Люба. – Ты
делай, как тебе лучше, а насчет командировок даже и не думай беспокоиться. Все
будет нормально.
– А что у нас происходит, кроме Лелькиного цветочка и
Колькиной тройки?
– Папа устроил маме скандал, – со вздохом сообщила
Люба. – Ему в руки попалась квитанция на оплату междугородних переговоров,
и он обнаружил, что мама несколько раз звонила Тамаре в Горький. Представляешь,
что он устроил?
– Могу себе представить, – Родислав сочувственно
покачал головой. – Бедная мама Зина. Зачем же она в кредит звонила? Купила
бы талончик – никто бы ничего не узнал.
– Да ей и в голову не пришло, что папа будет квитанции
проверять. Теперь они с Тамарой уходят в глубокое подполье: либо мама покупает
талон, либо Тома будет звонить сама днем, когда папы дома нет, либо мама
приходит сюда и звонит от нас.
Родислав допил кофе, но из-за стола не встал, он продолжал
разговаривать и смотрел на сидящую напротив него Любу. Пока он не закончит
говорить о том, что ему интересно, жена не начнет мыть посуду и убирать кухню,
она так и будет сидеть, подперев ладонью подбородок, смотреть ему в глаза и
слушать. Никто никогда не слушал Родислава Романова так внимательно и
заинтересованно, как Люба, никто не помнил всех деталей и мелочей, о которых он
упоминал, и ни с кем ему не было так свободно, как с женой, которая никогда его
не критиковала и не говорила, что он в чем-то не прав. Правда, в последнее
время ему приходится ей лгать насчет партсобраний и банкетов, но это такая
мелочь по сравнению со всем остальным! Он безумно любит Лизу, любит до
помрачения рассудка, до темноты в глазах, но отказаться от этого спокойного и
надежного уюта он не в силах, поэтому о разводе не может быть и речи. Во всяком
случае, пока. Тем более тесть ему развода не простит, и тогда прощай карьера.
* * *
Боль в груди становилась все сильнее, Люба уже почти не
могла дышать, но продолжала сидеть за столом и слушать мужа. Нельзя показывать,
как тебе плохо, нужно делать вид, что все прекрасно, что твой дом по-прежнему
является островом мира, покоя и благополучия, только тогда Родислав будет
возвращаться сюда с удовольствием. И вообще, будет возвращаться…
