У него есть другая женщина, в этом Люба была уверена. Она
почувствовала эту «другую» сразу, с первого же дня, когда Родислав однажды вернулся
домой не таким, как обычно. На первый взгляд ничего не изменилось, он, как и
всегда, переоделся в спортивный костюм, помыл руки и сел ужинать, задавал
вопросы о детях и домашних делах, потом сам что-то рассказывал, но Люба
отчетливо видела, что мысли его витают где-то в другом месте, а потом, в один
прекрасный момент этого же вечера, вдруг почувствовала, что ее сравнивают. Ее с
кем-то сравнивают. Родислав смотрит на нее, смотрит, как она сидит, как
двигается, он слушает, как она говорит, и сравнивает с другой женщиной. Люба не
смогла бы точно сказать, по каким признакам она это определила, но сомнений у
нее не было. Как не было сомнений и в том, что сравнение это было не в ее
пользу.
В тот вечер впервые за все годы их брака Родислав не взял ее
за руку, засыпая. И вообще старался даже во сне не оказаться слишком близко к
Любе. Спустя примерно неделю он выступил с инициативой спать под разными
одеялами, дескать, он спит беспокойно, ворочается и не хочет мешать жене. Люба
молча достала второе одеяло. Она отлично понимала, что все это означает.
«Только бы там все не зашло слишком далеко, – твердила она про
себя, – только бы он не надумал разводиться, только бы не ушел. Я готова
на все, я все вытерплю, только пусть он останется со мной. Я не смогу дышать
без него, я сразу же умру».
Она перестала целовать его по утрам, когда будила, но
Родислав этого даже не заметил. Она стала очень внимательно продумывать
вопросы, которые задавала ему, чтобы не заставлять его выдумывать излишнюю
ложь: никаких подробностей про партсобрания, банкеты, юбилеи, затянувшиеся
заседания отдела и местные командировки. Она не настаивала на том, чтобы он
приводил в гости новых сослуживцев, потому что понимала: эти люди, скорее
всего, знают любовницу Родислава, и им будет неловко смотреть Любе в глаза.
Конечно, она по-прежнему радовалась, если муж приводил в дом гостей, и была все
такой же радушной и хлебосольной хозяйкой, но при этом ее постоянно грызла
мысль: «Они все знают, и они тоже сравнивают меня с ней. И получается, что она
лучше».
Ей теперь все время было больно. И ей казалось, что никогда
она не любила Родислава сильнее, чем в этот первый месяц его новой любви.
* * *
– Любовь Николаевна, вы на автобус?
Ее окликнул Олег из отдела снабжения, молодой красивый
парень, который постоянно оказывал Любе знаки внимания, то пропуская ее вперед
в очереди в заводской столовой, то помогая нести тяжелые сумки с продуктами,
которые она покупала в свой обеденный перерыв, то таская для нее ведра с водой
во время общезаводских субботников.
– На автобус, – ответила Люба, оглядываясь и чуть
замедляя шаг.
Этот парень ей нравился своей непосредственностью, открытым
взглядом и ласковой улыбкой. Все в планово-экономическом отделе, где работала
Люба, подшучивали над его детской влюбленностью, но сама Люба эти разговоры
всерьез не принимала. Однажды во время коллективной собирушки по случаю
наступающего Нового года, которую плановики устраивали вместе со снабженцами,
Любина приятельница Наталья, старший экономист, заметила:
– Смотри, Любаня, он же глаз с тебя не сводит. А
глазищи-то! В них прямо утонуть можно. Пробросаешься.
– Перестань, – поморщилась тогда Люба. – Он
моложе меня лет на пять, а то и больше. Ну что такого необыкновенного он может
во мне увидеть? Вон сколько девчонок молодых вокруг – не мне чета. Выдумываешь
ты все.
– Я ничего не выдумываю, – очень серьезно ответила
Наталья. – С каких это пор ты перестала быть молодой девчонкой и
записалась в старухи? И вообще, дело не в возрасте, возраст в таких случаях
никакого значения не имеет.
– А что имеет? – равнодушно спросила Люба.
Ей вовсе не был интересен ответ, просто нужно же было
поддержать разговор, чтобы не обидеть Наташу.
– Желание. Только желание имеет значение. А направлено
желание может быть на кого угодно, хоть на убогого, хоть на старика, хоть на
хромую и горбатую тетку. На тебя муж с желанием давно в последний раз смотрел?
– С желанием? – растерянно переспросила Люба.
У нее не было ответа. Она не знала, как это, когда мужчина
смотрит с желанием, она знала только, как смотрел на нее Родислав, никаких
других взглядов она не видела. Может быть, того, о чем спрашивала Наташа, в ее
жизни не было вообще?
– Вчера, – с вымученной улыбкой ответила она
тогда.
В тот вечер Олег несколько раз приглашал ее танцевать, и
Люба все время ловила себя на том, что старается как-нибудь незаметно
разглядеть, как же это он смотрит на нее, чтобы понять, что такое «смотреть с
желанием», и узнать, смотрел ли на нее когда-нибудь так Родик. Все ее
наблюдения в тот раз показывали, что, пожалуй, нет, ТАК Родислав на нее не
смотрел никогда. «Ну и что, – утешала она сама себя, – ну и не
смотрел. Почему он непременно должен смотреть на меня ТАК? Олег – это Олег, а
Родик – это Родик, он не похож на Олега, у него другой характер, у него другие
глаза, другое лицо, и вообще он совершенно другой человек, поэтому и смотрит
по-другому. И потом, Родик старше, а у этого мальчика один сплошной щенячий
восторг в глазах. Детский сад. У Родика никогда не было такого восторга, потому
что он с детства был серьезным и умным. А может быть, и был этот восторг,
просто я была еще совсем глупенькая и неопытная и ничего не замечала. Мы
столько лет женаты, что нелепо ждать от Родика такой же пылкой влюбленности».
Когда Люба поняла, что у Родислава появилась другая женщина,
она все чаще возвращалась мысленно к тому вечеру, вспоминала свои тогдашние
размышления и думала о том, что, наверное, на НЕЕ, на ту, другую, Родислав
смотрит так же, как милый мальчик Олег смотрит на Любу: горячо, жадно и
умоляюще. Она не могла себе представить такого взгляда у мужа, потому что
никогда его не видела. И оттого, что этот взгляд, наверное, существует, но
предназначен не ей, Любе становилось еще больнее. Ей даже не было интересно,
какая она, эта женщина, сколько ей лет, как она выглядит, где и кем работает,
ей было важно только одно: чтобы Родислав остался, чтобы он не ушел.
Но теперь, идя от проходной завода к автобусной остановке в
сопровождении Олега, Люба Романова впервые подумала о том, как это, наверное,
приятно: чувствовать себя желанной. Она искоса посматривала на молодого
человека и пыталась представить на его месте Родислава: вот именно так он
смотрит на нее, именно так старается заглянуть в лицо, именно так ловит
случайное прикосновение локтем или плечом. Нет, ничего у нее не получалось,
никогда Родислав так себя не вел, и представить его таким было невозможно. А
ведь с НЕЙ он, наверное, именно такой. Или какой-то другой?
– Вы чем-то расстроены, Любовь Николаевна?
Она резко остановилась и посмотрела прямо в лицо Олегу.
– Просто Люба. Хорошо? Иначе я чувствую себя старухой.
