– Я не могу! – пискнула Сэлджин. – Я не могу выйти на улицу!
– Ты сделаешь это, иначе я умру.
– Да, – бесхитростно ответила Сэлджин, – я сделаю это, чтобы ты остался жив; но я никогда не была на улице! Я не знаю, что это и куда мне идти.
– Я повторяю… – вновь начал F60.5. Разговор со всеми уточнениями продолжался час.
Затем Сэлджин ушла. Она говорила правду – никогда она не выходила за дверь, никогда не была на улице и не знала, что такое Город. Восемь лет он спасал ее, а теперь она должна была спасти его. Он подложил подушку под больное плечо и ждал, ждал, ждал…
Казалось, прошла вечность, когда зазвонил телефон и знакомый голос спросил:
– Ты еще жив? А мне передавали, что у тебя неоперабельный рак крови.
– Я не верю в компетентность своего домашнего врача, – быстро набирал F60.5 на клавиатуре, а телефон повторял написанное голосом автоответчика: – Я ищу нового. У тебя нет никого на примете?
– Есть. Координаты при встрече. Назначай удобный тебе пункт, я подошлю своего племянника с запиской. Знаешь, доктор платит мне пять процентов комиссионных с каждого завербованного клиента.
– Понимаю, – улыбнулся F60.5 шутке Темного. Старые друзья не подводят.
А еще через полчаса – никакая сила не заставила бы F60.5 сойти с места, пока он не дождался бы, – явилась Сэлджин. Она шла, шатаясь, глядя прямо перед собой остекленевшим взглядом – волосы мокрые и слипшиеся от плевков, лицо разрисовано губной помадой, а одежда заляпана кетчупом.
Они уважают законы! Мерзавцы, ничтожества… Портить имущество они не станут, но поиздеваться, надругаться над одинокой встречной куклой – удовольствие для них. Проклятые киборгофобы!..
Она протянула руки к F60.5 и с выражением невыносимой муки сказала:
– Никогда больше я не выйду на улицу!
Сэлджин, Сэлджин.
Маленькая храбрая кибер-принцесса. Сегодня ты спасла последнего воина-освободителя.
F60.5 не издал ни звука и только тихо улыбался, когда много позже врач обкалывал набухшие ткани лекарствами.
* * *
Путешествие закончилось; виртуально пятясь, бригада мозгового штурма вышла из Маски – беспомощно распятой, безжизненно покорной и доступной до глубин души. Восторг работы отступил от Хиллари, на его место встали унылые, тяжелые заботы дня, который с самого утра был проклят и отмечен роковым клеймом глупых удач, что достаются слишком дорого. База разбита, Фараон потерян; проект «Реклама для киборгов» прямиком уходит в лапы BIC и «Роботеха», потому что сейчас на это отвлекаться некогда, а завтра будет поздно.
– Селена, сдай находки Адану, – тускло сказал Хиллари.
– Уже сделано, босс.
– Хорошо. Гаст…
– А Фанка мы сейчас вскрывать будем? – с надеждой спросил Гаст. Хиллари воззрился на него в недоумении – что?..
– Ты мало работал?
– Я готов сверхурочно, и даже всю ночь – ты меня знаешь! – горячо заговорил Гаст. – Снимем со стенда эту буйную хулиганку – и…
– Нет.
– Он же все постирает! – воскликнул Гаст почти с отчаянием.
– Не думаю. Фанк слишком умен и слишком долго жил сам по себе, чтоб от всего и сразу отказаться.
Гаст хотел сказать, что Фанк – машина, и по человеческим понятиям о нем судить нельзя, но Хиллари глядел так хмуро и зловеще, что Гаст опять впал в детство и заныл:
– Ну, а когда мы его вскроем?
– Не знаю; отстань.
– Может, завтра? С утра и начнем…
– Гаст!!
– Молчу, молчу… Значит, в четверг, послезавтра? Только скажи «да», и я отстану.
Хиллари понял, что надо бежать. И что убежать не удастся. Завтра вновь Гаст будет канючить и таскаться по пятам, чтобы добить, домучить босса, вынудить из него приказ «Фанка – на стенд!»
– Мы поговорим об этом позже. Туссен, опломбируй ей радар. И натяни покрытие на голову, пускай срастается. А то глядеть противно…
– В холодильник ее?
– Лучше в камеру. Пускай подвижется; это полезно после стенда.
Гаст увязался в подземный этаж за Туссеном, впереди которого шагал дистант с обмякшей Маской в лапах. Это был удобный повод отлучиться ненадолго и проникнуть в изолятор для трофеев «Антикибера», чтоб поглазеть на Файри. Тюрьму сторожил автомат – оцепенелый, вросший в пол, словно макет в музее роботехники; по экстерьеру – близкая родня дистанту, он превосходил телеуправляемого братца тем, что сам мог выполнять несложные задачи. Скажем, сличать входящих-выходящих с картотекой персонала.
Изолятор был изготовлен и установлен в здании фирмой «Дарваш Инк» по заказу Айрэн-Фотрис. Иными словами, Горт лоббировал этот заказ для своего приятеля – точно так же, как устроил его слабоумному сыну должность в «Антикибере». Коридор-тупик украшали с каждой стороны девять дверей; бледный изжелта-серый окрас стен, потолка и пола вкупе с рассеянным светом ламп создавали атмосферу мертвенного сна с застывшим сновидением без звуков, где душа сохнет, а сердце останавливается от безысходности. Никаких рукояток, ничего нарушающего ровную гладь плит – только в нише у каждой двери экран и пульт.
– А где… где сидит Файри? – спросил Гаст, чувствуя себя в камере, как в том сне, откуда хочется удрать, – так здесь все не по-людски пусто, чисто и стерильно. Туссен руками дистанта тщательно и неторопливо склеивал разрезы на голове Маски.
– А рядом где-то, поищи. Куда-то его сунули…
Фанк отыскался в камере 11 по нечетной левой стороне. Он сидел на полу, прислонившись к стене, – голова опущена, руки обвисли, ноги вытянуты. Выдохшийся, всеми позабытый и ненужный клоун… Гаст потянулся к сенсору звуковой связи, но не коснулся его – что можно сейчас сказать Фанку? Приказать «Встань!»? Он встанет. Велеть «Танцуй!»? Он спляшет… может быть. Но сделает это механически, убого, в сто раз хуже, чем андроид на параде мод. «Команду „Стань Файри!“ он не выполнит», – вдруг понял Гаст, и от этой мысли ему сжало челюсти, как от оскомины. Здесь нет Файри.
Здесь и не может быть Файри!! Файри – на сцене, в свете рампы, в фейерверке лазерных лучей, а тут – серийный киборг, брошенный в коробку изолятора.
Гаст огляделся, чувствуя, как ниоткуда подступает страх. Лишь пустой проем на месте двери камеры 4 и неживое шуршание дистанта в ней напоминали о том, что время все же движется. А когда все двери – включая входную – закрыты, изолятор превращается в безмолвный ад вне времени. Тишина. Пепельный свет, бледные тени – эти стены, казалось, поглощают и тени, и свет. Да, если где-то есть ад, то он именно такой – одиночная герметичная камера, в которой ты навеки заточен наедине со своей памятью и мыслями. Безумие покажется подарком, смерть и небытие – великой милостью, но никто не одарит тебя сумасшествием, не прекратит муки вечной бессонницы, пытку воспоминаниями и тщетные поиски выхода. Стражи ада – четверорукие дистанты Принца Мрака с птичьими ногами…
