Я сдержала последующую дрожь и ответила:
— Не только у тебя могут быть секреты, Конрад.
Я не знаю, сколько времени мы качались и кружились вот так. В конце концов я заметила, что воздух на моей обнаженной руке стал прохладнее, и свет за закрытыми веками почти пропал. Я разлепила ресницы и открыла глаза.
Мы были на террасе. В лунном свете. Теплый желтый свет из гостиной был всего в футе от нас, но казалось, что мы находились в другом мире. Прозрачные занавески на дверях развевались на легком ветру, маня нас назад. Молча, по обоюдному согласию и взгляду, мы проигнорировали этот зов.
Мы перестали танцевать? Я не знаю.
То, как Адам смотрел на меня… С такой нежностью. С такой открытостью. С таким приятием. Я не могла дышать. Что-то внутри меня перевернулось. Словно открылась дверь.
Адам поднял руку к моему лицу и провел кончиками пальцев по моей скуле, по вискам и зарылся рукой в мои волнистые волосы. Я знала, что за этим последует, и вместе с тем не знала. Никак не могла поверить, что это правда, что мы с Адамом стояли так в свете луны. Я замерла.
Он наклонил голову, и наши губы соприкоснулись, на мгновение, а потом он отстранился на несколько дюймов. Я закрыла глаза и позволила своей голове покоиться на его руке, и я ждала, во мне зарождался целый колодец желания. Я не дразнила. Я сдалась. Может быть, в первый раз за всю жизнь.
Я потеряла себя. Вместе со всяким ощущением времени, гравитации и логики.
Вот почему я должна была это прекратить.
Вот почему я мягко оттолкнула его, положив ладошки на его грудь.
Даже так мои губы прилипли к нему, когда он отклонялся, мои руки сжали его рубашку, пока ткань не проскользнула между моими пальцами.
Я моргнула и посмотрела на него:
— Зачем это было?
Глаза цвета теплого эспрессо с карамелью. Мне не надо было смотреть на его губы, чтобы узнать, что он улыбается, пусть даже почти незаметно.
— Ты знаешь.
Мое сердце скакнуло. Я знала? Я знала зачем? Точно не в таком состоянии. Это пугало. Но где-то в глубине, на уровне инстинктов, я знала, что я знала. Я также знала, что должна сделать все возможное, чтобы эти две половины моего мозга никогда не встретились. Потому что в противном случае… я знала — беды не миновать. И целой кучи боли.
Адам смотрел на меня. Мне говорили, что мои эмоции отражаются на моем лице. Судя по тому, как он смотрел на меня, видимо, все было слишком понятно.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Пусть пока будет, как ты хочешь.
Он больше ничего не сказал, но слова «позже» и «скоро» повисли в воздухе вокруг нас.
Мой взгляд устремился в сторону колышущихся занавесок. Я видела Николаса посреди гостиной, он уже не танцевал с Луизой. Он говорил с Джулианом, но постоянно смотрел в темноту, и я не знала, видел ли он нас.
— Ты подумала, что он смотрит?
Голос в моих ушах принадлежал не Адаму. Я повернула голову назад, чтобы посмотреть на него. В его глазах не было никакой карамели. Только дым от пистолетного выстрела.
— Я… я…
Я не могла отрицать обвинения Адама. Частично потому, что мой язык не работал, как положено, онемев от самого лучшего поцелуя в моей жизни, а частично потому, что в какой-то степени я знала — будет безопаснее иметь возможность отступления. Отступления от чего и куда, я не знала, но события последних десяти минут были такими запутанными, что я действовала только на своем инстинкте самосохранения.
— Я такой идиот! Даже после всех этих лет… — Он сделал несколько шагов назад, и выражение его лица стало еще жестче. — Это было отличное представление, мисс Фрейзер. Должно быть, вы совсем отчаялись заполучить этого парня.
Он повернулся и пошел прочь от меня, вдоль террасы и вокруг угла дома.
Я побежала за ним:
— Адам! Адам!
Он остановился, когда я почти догнала его, и остался стоять спиной ко мне. Здесь не было никаких фонарей. Только я и Адам в темноте. Я видела лишь его очертания в черноте деревенской ночи.
Он медленно повернулся и посмотрел на меня.
— Что? — спросил он тихо и устало.
Мое сердце бешено колотилось, когда я шагнула к нему. У меня не было плана, а у меня всегда был план, когда речь шла о мужчинах. Без него их невозможно учить, манипулировать или управлять. Я снова действовала по инстинкту — мне было некомфортно с этим, когда дело было в противоположном поле, но мои инстинкты были сильны и превосходны, потому что я даже не подумала, когда положила руку на его лицо, копируя его прежний жест.
Я не видела его лица, но я думаю, он закрыл глаза и издал звук, как будто ему было больно. Через несколько секунд его рука опустилась на мои пальцы.
— Корина? Пожалуйста… не надо.
Я заставила его замолчать и повернула его лицо к себе. И, прижав его к кирпичной стене, поцеловала. Здесь не надо было ни на кого производить впечатление. И никогда не надо было.
* * *
Я лежала в темноте в своей шелковой пижаме, украшенной лентой. Я была одна, но не была уверена, что хотела этого. И эта мысль пугала.
Адам и я? Перенести наши отношения на этот уровень? Он был моим Лучшим другом. Могло ли это перерасти во что-то другое? А если нет? Мы потеряем все, что строили в течение всех этих лет? Не уверена, что готова так рисковать.
Я перевернулась и ударила по подушке, скорее потому, что мои мысли не позволяли мне лежать смирно, чем потому, что кровать была неудобной. Совсем нет.
Воспоминание больно задело меня. Вечеринка по случаю восемнадцатого дня рождения Шэрон Эверидж. Ее родители арендовали зал. Мне нравился Том Моррисон, самый крутой парень в школе, но он делал вид, что не замечает меня. Позже, разумеется, я заставила его заплатить за это. Но в то время я схватила единственную поддержку, которая у меня была, — Адама. Я поцеловала его. Поцеловала его так, как хотела поцеловать Тома, надеясь, что это покажет другому мальчику, что он упускал. Но я тут же забыла о Томе, о Шэрон и всех остальных подростках с гормональными всплесками, которые были на вечеринке, потому что я была слишком занята тем, что целовала Адама.
Это сработало. Том подсел ко мне и предложил потанцевать вскоре после того, как Адам убежал. Я покраснела от стыда, вспомнив, что я согласилась, говоря себе, что Адам поймет, что он был моим другом и желал мне счастья. И в конце концов, это был просто поцелуй.
Я была такой трусихой.
Я знала.
Я знала, что Адам мог заставить высохнуть мои слезы, только посмотрев на меня, что у нашей дружбы был потенциал расцвести во что-то гораздо большее. Но я проигнорировала этот факт. Надела свои наглазники в горошек и сделала вид, что ничего не изменилось, что ничего никогда не изменится и не может измениться. И я смогла заставить себя в это поверить.
