Старуха помогла ему подняться и потянула за собой. Эдвин отчаянно щурился и протирал глаза, стараясь разглядеть, куда он идет, но бесконечное круженье всего вокруг сильно мешало.
Они шли куда-то в темноту. Эдвин постоянно спотыкался, ветки хлестали его по лицу, а голова трещала от шепотков, криков и взвизгиваний тысяч невидимых исбри. Духи заглядывали ему в глаза, дергали за рукава и надоедливо о чем-то вопрошали.
Они легко подняли Эдвина и уложили на большую каменную плиту. Толстые стволы деревьев нависали со всех сторон, раскачивались в разные стороны, кивали друг другу, тянулись ветвями и невнятно разговаривали.
Старуха скинула с себя одежду, оставшись совершенно нагой. Эдвин едва не засмеялся: все это казалось ему необычайно забавным. Женщина принялась кружиться вокруг него, а белые космы топорщились в разные стороны, делая ее голову похожей на огромный одуванчик. Эдвин с удивлением глядел по сторонам: затянув странную песню, деревья начали раскачиваться в такт ее движениям, и вдруг некоторые из них, самые небольшие и светлые, обратились в женские фигуры, тоже обнаженные и с развевающимися длинными волосами. Древние старухи и совсем юные девушки танцевали, хлопали в ладоши и бесконечно кружились так быстро, что Эдвину сделалось холодно от вихрей ветра, что они поднимали, а прямо над ним – Эдвин изумленно помотал головой – в иссиня-черном небе среди мириадов звезд загорелись одна, две… нет, целый десяток лун. Небесные светила вели хоровод в одну сторону, исбри – в другую. Их волосы сплелись в рой светлячков, а пальцы скользили по телу Эдвина. Даже деревья – он уже не понимал, что происходит, – бродили с места на место, скрипя сучьями и переступая корнями.
Женщины танцевали все быстрее и быстрее, сжимаясь вокруг него в тесный круг и протягивая руки-ветви. В его груди нарастал страшный жар, а глазам делалось больно от дикого мелькания белых фигур. Цветной водоворот в голове Эдвина превратился в гигантскую воронку с пульсирующей в центре чернотой; его крутило и бросало из стороны в сторону, пока не засосало окончательно. Липкие волны объяли Эдвина со всех сторон, и он потерял сознание.
* * *
– До ночи тебе надобно отсюда уйти, – сказала старуха, глянув через плечо.
Эдвин сидел в хижине и за обе щеки уплетал вкуснейшую похлебку из молодой козлятины. Он был голоден до крайности: настолько, что съел уже целых две плошки, но никак не мог понять, наелся или нет. От раны у него остался лишь крохотный рубец, который совсем не болел и имел такой вид, будто зажил уже давно.
Его спасительницу звали Керадина. Она снова возилась у очага, что-то помешивая в небольшой глиняной посудине, стоявшей на огне.
– Конечно. – Эдвин с трудом проглотил последний кусок мяса. – Я не задержусь. Керадина, чем я могу отблагодарить тебя?
Старуха усмехнулась.
– Да ничем. Очень уж ты на моего муженька похож, когда тот совсем молодой был. Оттого, наверное, и не смогла тебя оставить, когда на берегу заприметила. Да и не гоню тебя вовсе, тут в другом дело. Крушинки на тебя глаз положили.
– Кто?
– Те девушки. Хоть ты и не в себе был, но заприметил их, наверное? Знаю, трудно парню от таких красавиц взгляд оторвать.
Эдвин пожал плечами.
– Не знаю. Совсем плохо у меня с головой было. А кто они? Это – исбри? Лесные? И как я могу отблагодарить их?
– Сама уж как-нибудь с ними договорюсь. Они не жадные, и простым смертным часто просто так помогают. А бывает, что просто так и губят. Очень обидчивые. Так что ты уйти должен.
– Не понимаю. Ежели они меня спасли, то зачем же теперь губить?
Старуха поставила перед ним деревянную кружку с горько пахнущей жидкостью.
– Пей. Этим совсем залечишься. А губить – нет, не смерти хотят. Я ж сказала: понравился ты им. Ежели мужчина им какой приглянется, то часто так бывает, что к себе его забирают. Танцуют, ласкают, а ихняя любовь ох какая сладкая. А одна из них на тебя глаз положила. Ясноокая такая, небольшого росточка.
– Так они же духи, разве нет?
Керадина хмыкнула.
– Духи иль не духи – то нам не ведомо. Но раз их за разные мягкие места можно пощупать, конечно, когда они того хотят, так стало быть, не совсем духи.
Эдвин слегка покраснел, понадеявшись, что в полумраке хижины бабка этого не разглядит.
– Да, да. – Керадина кивнула. – И мало у кого силы находятся, чтобы от такого телесного наслаждения оторваться. Истончаются быстро. А крушинки потом новых себе ищут. Ищут – даже не то слово. Мужики для них вроде забавы. Залюбят до смерти – им в этом интерес.
– Ничего, у меня силы найдутся. У меня уже другая девушка есть, Гвендилена.
– Так если по своей воле от них уйдешь, то они тебе этого не простят. Но в другом еще беда. Как думаешь, когда крушинки тебя подлечили? Сколько времени прошло?
Эдвин непонимающе мотнул головой.
– Так прошлой ночью. Разве не так? Или я опять два дня кряду проспал?
– То-то и оно. По ихним-то меркам так и есть, что прошлой ночью, всего-то несколько минут вокруг тебя свои танцы отплясывали. А здесь, в нашем-то мире, уж неделя прошла.
Эдвин подскочил на месте.
– Как?
– Именно. – Старуха с серьезным видом кивнула. – И если какая из них тебя за собой утянет, то будет тебе на пару ночей счастье, и за это же время состаришься, а старый ты крушинкам без надобности. А на нашей-то земле – и тем более. Все, кого знаешь, помрут, и Гвендилену твою уж похоронить успеют. А та голубоглазая, помяни мое слово, непременно ночью за тобой явится. Я видела, какими она глазами на тебя смотрела. Даром что они говорить не умеют, шипят только.
Эдвин вскочил.
– Так я пойду сейчас.
– Не торопись. Тебе всего-то надо – на ту сторону реки перебраться.
– А там они уже силы не имеют?
– Нет. Эти крушинки – местные. Далеко не ходят.
Эдвин задумчиво почесал нос.
– Удивительно: всю жизнь в Талейне прожил, там тоже чащоба вокруг, но ни разу о таких тварях не слышал.
– Тс-с. – Керадина приложила палец к губам. – Не говори так. Исбри есть везде, все они слышат, и все они разные. Злые, добрые, полезные и вредные. Но здесь, сынок – особое место. Здесь – темный лес. Слыхал о таком?
– Слыхал, но даже не думал… Матушка сказывала, что он вроде как даже ходить может, бродить с места на место.
Старуха пожала плечами.
– Наверное, может, но я такого не видела. Уж сколько лет здесь живу. А в древние времена, говорят, случалось. Но для этого что-то особенное надобно, такое, чтобы все жители лесные как одно целое поднялись. – Керадина усмехнулась. – А это ох как трудно сделать. Исбри – они как дети. Ссорятся постоянно, верещат. Но все равно лучше людей. Зависти в них нет, и тайных мыслей тоже.
