Забравшись внутрь, Элисабета поглядела налево, на тесную комнатку с двумя небольшими креслами, наклонными окнами, красными и черными рычажками и пуговками.
— Это называется кокпит, — растолковал Рун. — Отсюда пилот управляет самолетом.
Она увидела, что самый юный из сангвинистов по имени Христиан занимает место в кокпите. Похоже, сангвинисты приспособили свои умения к этому новому веку.
Повернувшись спиной, она направилась в главное отделение. По обе стороны прохода посередине маленького самолета стояли шикарные кожаные кресла. Она пригляделась к крошечным окошкам, воображая, как может выглядеть мир с воздуха, какими представляются облака сверху, звезды с небес.
Вот уж воистину время чудес.
Взгляд ее пропутешествовал мимо сидений, остановившись на длинном черном ящике позади с рукоятками по обе стороны. Ящик откровенно современной работы, но форма стала неизменной задолго до рождения самой Элисабеты.
Домовина.
Она остановилась столь внезапно, что Рун с ходу налетел на нее.
— Прости, — негромко обронил он.
Глаза ее были прикованы к гробу. Она потянула носом. В ящике нет трупа, иначе она непременно учуяла бы его.
Зачем он здесь?
А затем Надия усмехнулась — и Элисабета тотчас все поняла.
Она отпрянула, крепко наткнувшись на Руна, левой рукой выхватила его серповидный клинок из ножен на запястье и одним молниеносным движением нанесла удар Надие. Однако ее мишень легко отскочила, и лезвие задело ее лишь по подбородку, пролив кровь.
Но явно недостаточно.
Элисабета прокляла неуклюжесть своей шуйцы.
У нее за спиной дверь захлопнулась. Обернувшись, она узрела, что Христиан ради вящей безопасности запихнул обоих людишек в кокпит. Элисабете польстило, что ее считают столь серьезной угрозой.
Сжав рукоятку ножа покрепче, она обернулась к Надие. Та сбросила с себя отрезок серебряной цепи, взяв его на изготовку, как кнут, в другой руке держа короткий меч.
— Стойте! — крикнул Рун, и его голос гулко загрохотал в тесном пространстве.
Элисабета не сдавала позиций. Ей виделся саркофаг, из которого она заново родилась в этом новом мире. Она помнила каземат в башне собственного замка, где медленно издыхала от голода. Она больше не снесет пребывания в заточении, в ловушке.
— Когда ты уложил меня в гроб в последний раз, — презрительно бросила она Руну, — я лишилась четырех сотен лет.
— Это только на время путешествия, — пообещал Корца. — Самолет полетит выше облаков. На такой высоте спасения от солнца просто нет.
И все же при одной мысли, что ее снова запрут, Элисабета запаниковала вплоть до потери контроля над собой. Она рвалась из оков, привязывающих ее к Руну.
— Я лучше умру!
Надия подступила ближе.
— Если хочешь.
Быстрым взмахом своего короткого меча женщина полоснула графиню по горлу. Серебро обожгло ее кожу, кровь хлынула из раны, пытаясь изгнать святость из организма. Элисабета прекратила бой, клинок выпал из ее разжавшихся пальцев. Рун тотчас подскочил, зажав ей горло одной рукой, чтобы удержать кровь.
— Что ты наделала? — прошипел он Надие.
— Жить будет, — отрезала та. — Порез неглубокий. Так мне будет проще уложить ее в ящик без ненужной драки.
Надия подняла крышку, закрепленную на петлях.
Элисабета застонала, но, изувеченная серебром, на большее сил не нашла.
Подняв ее на руки, Рун понес графиню к гробу.
— Клянусь, я вытащу тебя отсюда, — увещевал он. — Не пройдет и нескольких часов.
И бережно опустил ее в гроб. Раздался щелчок, и браслет кандалов освободил ее запястье.
Элисабета хотела сесть, задать бой, но не могла собраться с силами.
Крышка опустилась, снова повергая ее в удушливую тьму.
Глава 24
19 декабря, 17 часов 39 минут
по центральноевропейскому времени
Кастель-Гандольфо, Италия
Солнце за последний час закатилось, и Леопольд рыскал на границах летней резиденции Его святейшества. Сама территория обширнее, чем весь Ватикан, обеспечивая уйму укромных закоулков, чтобы незаметно подкрадываться, прятаться и наблюдать. В данный момент он затаился на одном из исполинских каменных дубов, там и тут растущих по всему имению, пользуясь ветвями и могучим стволом, чтобы скрываться во мраке. От этого дерева до главного замка не дальше броска камня.
Раньше, когда солнце только садилось, он выполз из своего тюка соломы. Воспользовавшись темнотой, без труда пробрался сквозь полицейское оцепление вокруг обломков поезда. Его слух легко улавливал биения сердец спасателей, что позволило ему проскользнуть мимо них незамеченным. Из тюка соломы он слышал, как кардинал упоминает, что отправится в Кастель-Гандольфо, где будет горевать и молиться о душах, сегодня покинувших сию юдоль скорби.
Так что после заката Леопольд поспешил, двигаясь со скоростью, доступной только сангвинисту, преодолеть пару миль до ближайшей деревушки с возносящимся над ней папским замком.
В последние полчаса он следил за резиденцией издали, мало-помалу замыкая вокруг нее полный круг. Подобраться ближе он не решался из опасения, что внутри есть сангвинисты.
Но благодаря острому слуху Леопольд разбирал многое из происходившего внутри — обрывки разговоров, сплетни и пересуды среди прислуги. Мало-помалу составляя крупицы в мозаику, он узнал, что им известно о трагедии. Похоже, в живых остался только кардинал Бернард. Полиция нашла тела поездной бригады. Леопольд вспомнил, как прилетел и улетел вертолет до прибытия спасателей. Должно быть, кардинал забрал своих мертвых. Бернард не позволил бы, чтобы тела сангвинистов попали в руки итальянской полиции. Леопольд даже слышал, как служанка упоминает о трупе, который видела мельком, прежде чем Бернард скрыл его от глаз где-то в недрах замка.
Устроившись на ветке поудобнее, Леопольд помолился по убиенным душам. Он знал, что смерти необходимы, служат высшей цели, но горевал по Эрин и Джордану и по своим товарищам-сангвинистам — Руну, Надие и Христиану. Даже брюзгливый отец Амбросе не заслужил такой участи.
Теперь же он слушал звуки погребальной мессы, богатые итальянские модуляции голоса кардинала были узнаваемы даже с такого расстояния. Губы Леопольда шевелились молитве в лад, он и сам участвовал в этой мессе на своем древесном насесте. И все это время выслушивал голоса Эрин и Джордана — на случай, если прислуга заблуждается. Пытался различить биение их сердец в кружеве людей, обслуживающих Папу.
Ничего.
Слышны были лишь молитвы кардинала.
Как только панихида завершилась, Леопольд слез с дерева, ретировался с территории замка и из окружающего селения. После некоторых поисков отыскал уединенную телефонную будку рядом с автозаправкой и набрал номер, затверженный наизусть.
