Эрин усомнилась, что это вполне соответствует истине, гадая, не застит ли любовь глаза Руну на истинную природу графини. Ибо чтобы Батори пошла на эти омерзительные эксперименты, за этим светом должна была таиться тень, пусть схороненная очень глубоко, но вполне реальная.
— Мне плевать, какой графиня была в прошлом, — сдвинул брови Джордан. — Сейчас она — зло. И никому из нас лучше об этом не забывать.
Бросив на Руна испепеляющий взгляд, он повернулся к ним спиной, готовый продолжить сон.
Эрин знала, что он прав. Будь у нее хоть малейший шанс, Батори перебила бы их всех — и может быть, очень неспешно, записывая наблюдения.
Часть IV
Дом ее — пути в преисподнюю, нисходящие во внутренние жилища смерти.
Прит. 7:27
Глава 33
20 декабря, 02 часа 33 минуты
по центральноевропейскому времени
Близ Неаполя, Италия
Полная луна во всей красе сияла над полуночным морем, когда Элисабета направилась в сторону носа этого диковинного стального корабля, озирая древнее и в то же время не ведающее времени Средиземное море. В этой его неизменности было что-то утешительное. Огни Неаполя быстро исчезали позади, увлекая темный берег за собой.
Их самолет опустился с неба посреди ночи, менее часа назад, приземлившись в угрюмом метрополисе, ни капельки не походящем на город ее прошлого.
Хватит уже оглядываться на это прошлое.
Это новый мир.
Элисабета стояла на носу, и холодный ветер перебирал ее волосы. Она облизнула с губ соленые брызги, изумляясь стремительности судна. Врезавшись в высокую волну, корабль содрогнулся от столкновения. И продолжил путь, будто лошадь, преодолевающая глубокий снег.
Элисабета улыбнулась бурлящим черным волнам.
Этот век сулит ей множество чудес. Теперь она чувствовала себя дурой из-за того, что так долго ограничивалась улицами старого Рима. Нужно было броситься в этот новый мир, а не пытаться спрятаться в скорлупу старого.
Ощутив прилив вдохновения, графиня сбросила плащ сангвиниста с плеч. Он защищал ее от солнца, но старинный покрой и тяжелая шерсть в этом веке не на своем месте. Она подставила плащ ветру. Черная ткань забилась в воздухе, словно чудовищная птица.
Элисабета отпустила его, избавляясь с ним от прошлого. Плащ покружил в воздушных струях, а затем порхнул в сторону и упал на воду. Полежал там мгновение-другое угольно-черным кругом на озаренных луной волнах, а затем море увлекло его вглубь.
Теперь у нее не осталось ничего от сангвинистов, ничего от старого мира.
Элисабета снова обернулась вперед, проведя ладонью по стальным перилам судна. Посмотрела вдоль боков корпуса на плавники, на которых корабль летел над водой.
— Это подводные крылья, — сообщил Томми, подходя к ней сзади.
Она была так захвачена ветром и изумлением перед миром, что даже не расслышала приближения его сердцебиения.
— Это как цапля, скользящая над водой.
Элисабета оглянулась на него, рассмеявшись от восторга перед всем этим.
— Для пленницы ты выглядишь слишком счастливой, — заметил Томми.
Она ладонью взъерошила ему волосы.
— По сравнению с моим прежним узилищем это просто чудесно!
Объяснение не очень-то на него подействовало.
— Мы должны наслаждаться каждым дарованным мгновением, — подчеркнула Элисабета. — Нам неведомо, где завершится это странствие, и посему мы должны выжимать каждую каплю радости, пока оно продолжается.
Томми подступил ближе, и ее рука будто по собственной воле обняла его за плечи. Вместе они смотрели, как темные волны вздымаются и опадают перед кораблем, а холодный ветер трепал их волосы.
Спустя короткое время она ощутила, что он дрожит у нее в руках, услышала, как клацают его зубы, и вспомнила, что он не столь невосприимчив.
— Надобно тебя согреть, — сказала она. — А то можешь простудиться до смерти.
— Нет, не могу, — возразил он с лукавыми искорками во взгляде. — Уж поверь.
И наконец-то улыбнулся.
Графиня ответила тем же.
— И все равно надлежит отвести тебя внутрь, прочь от этого ветра, где тебе будет уютнее.
Она повела его по палубе, через люк и вниз, в кают-компанию, пропахшую людьми, кофе и тавотом. Искариот сидел на скамье у стола, прихлебывая из белой чашки. Его массивный холоп маячил возле миниатюрной кухоньки.
— Принеси отроку горячего чаю, — крикнула Элисабета Хенрику.
— Я не люблю чай, — заявил Томми.
— Тогда просто подержи чашку, — ответила она. — Это тоже тебя согреет.
Хенрик подчинился приказу, вернувшись с дымящейся кружкой. Томми взял ее двумя руками и подошел к одному из окон, поглядывая на Искариота с нескрываемой подозрительностью.
Тот вроде бы этого и не заметил, широким жестом пригласив Элисабету составить ему компанию за столом. Приняв предложение, она скользнула на сиденье и поинтересовалась:
— Куда мы направляемся?
— В один из моих многочисленных домов, — ответил Иуда. — Подальше от любопытных глаз.
Она посмотрела за окно на озаренное луной море. Впереди лежала лишь пустая тьма. Должно быть, этот дом далек отовсюду.
— Почто нам туда?
— Мальчику надо оправиться от своих мук во льду, — Иуда посмотрел в сторону Томми. — Он потерял много крови.
— Так эта кровь ценна для вас? — Ее охватила тревога за мальчика.
— Она определенно ценна для него.
Элисабета заметила, что Искариот не ответил на ее вопрос, но не стала на этом задерживаться ради более настоятельной заботы.
— Не сыщут ли нас там сангвинисты?
Иуда провел по своим серебряным волосам пятерней.
— Сомневаюсь.
— Так поведайте же, умоляю, чего же вам надобно от меня? Ваши домогательства Первого Ангела я разумею, но какой прок вам от меня?
— Никакого, моя госпожа, — ответил он. — Но одна из женщин династии Батори всегда была обок меня на протяжении четырехсот лет, в общей сложности восемнадцать женщин, и я знаю, какими могучими союзниками они могут быть. Если вы изберете остаться при мне, я буду защищать вас от сангвинистов, а вы, наверно, защитите меня от себя самого.
Новые загадки.
Но прежде чем она успела углубиться в расспросы, Томми указал куда-то вперед за окно.
— Смотрите!
Элисабета встала, чтобы лучше видеть. Из тьмы над волнами возносилась чудовищная стальная постройка, освещенная сотнями ламп. Четыре серые колонны высились из моря, будто ноги могучего животного. Эти колоссальные колонны поддерживали плоскую столешницу размером побольше базилики Святого Петра. А на этой платформе сверху угнездилось хитросплетение крашеных балок и параллелепипедов.
