— Полагаю, носить оружие тебя учили не там.
— Нет, это здесь.
— На каторге бывал?
— Собираюсь.
— Мать, отец у тебя есть?
— Папаша помер, мать жива. Ещё брат...
— Тоже гуляет с пистолетом или уже арестовали?
— Нет, отец, — Щук посерьёзнел и распрямился. — Он старший, читал много и по правительской разнарядке в город попал, выучился, технарем работает. Давно, я ещё мелким был — он баны покупал и присылал нам.
— Еду, что ли?
— Баны... — откуда звёздному знать про баны? как льешу-мальку знать про оты... — Такие, отец, талоны — на жратву, на воду, в общем, на всё.
Форт встряхнул брюки — готовы наконец. Швы заметно, но не слишком.
— За девку не дрожи, дошла хорошо.
«Радио! — расчухал Шук. — По радио связь с многоножкой! У него микрофон в ухе? Или вживлёнка в башке?»
— Техник — работа нужная, — мудро заметил отец, вдеваясь. — А попади ты в город, чем бы занялся?
Шук про город не то чтобы думал — страстно мечтал. Думать — значит, всерьёз, а о разнарядке позволено только мечтать. Это выигрыш в жизни. В городах с разнарядкой, говорят, получше, там много льешей за оты работают.
— Не знаю, отец, — ответил Шук, однако вообразил себя шофёром. Льешу легче этого добиться. Водить по трассам автопоезда... Почётно! Катишь поперёк всей Буолиа, ведёшь сцепку в семь-восемь фур, скорость девяносто лиг в час, а на обочине-то — Толстый! На, гада, гляди путевой лист! честный товар, не то что у тебя на складе.
Отец достал из багажной сумки кобуру с крупной пушкой, приладил к поясу и остановил глаза на Шуке.
И не отводил их.
И не мигал.
Смотрел молча.
Шук сжался пружиной — ой, что-то неладное! отец вмиг сделался чужим донельзя, хуже, чем вначале. Переводчик заморочил Шука, ведь Фойт пользовался своим жёстким р-говорящим голосом, вот и сейчас — «хрр... врр... » — и переводчик за ним:
— Только не становись космическим пилотом. Это опасная, тяжёлая профессия.
Эну ворвалась домой, как летний шквал, мимо мамаши, взвинченная, горячая; кровать, подушку долой — и ну рыться в своих узелках и коробках.
— Нагулялась? А о семье и думать забыла? полдня по кустам! За полдня баны теперь шиш получишь! и жрать не дам, вот Небом клянусь!
Но Эну оглохла. Выставив зеркальце, алой пастой жирно провела от висков к щекам, вытянула из-за ворота тайно хранимый талисман Красной Веры в виде слюбившихся Мууна и Мункэ, чтобы болтался поверх рубахи. Когда же Эну разулась и на тыле босых ступней намазала пастой знаки птиц, мамаша совсем лишилась голоса. Правда, ненадолго.
— Не выпущу, — сказала она сипло. — Веруй здесь. Не себя, тебя жалею. Будь двадцать раз красноверка, а на улицу свою ересь не тащи.
— Мать, — с весёлым отчаянием Эну приблизилась к ней в упор, — я теперь не твоя. Я гниючие баны видеть не могу. И завод по мне хоть весь сгори, я и не плюну. Я ухожу, мать. На, смотри.
— Ааа... — задохнулась мамаша, уставясь на клик, где играла и светилась голубая жилка.
— Это — моё. Я иду, пусти.
До этого момента мать считала, что Эну с ума свихнулась. С первородками случается, особенно кто урода носит — плохой малёк кровь и лимфу отравит, яд дитячий бьёт матери в голову, да ещё врачи всякого зла под кожу впустят — от этого и вопят, и лицом колотятся, и в каменный карьер бросаются. Но клик в ладони Эну означал совсем другое, а что — не догадаешься. В растерянности мать пропустила Эну к двери.
Всё осталось позади, всё, всё. Высельчане, редкие на улице в рабочий час, не цыкали вслед, не окликали ни дружески, ни шуткой. По дороге шла мункэ — женщина в полном смысле слова, красноверка со всеми знаками и босая без малейшего стыда. На бледном лице пламенело — «Я мункэ», в мягкой походке слышалось — «Я мункэ», движение влитого в женскую форму тела говорило — «Я мункэ и горда собой».
К Толстому Эну вошла запросто, как если бы за его спиной не висели портрет Правителя и полицейский Устав, а сам он не был облечён никакими полномочиями, ни даже внушающим почтение мундиром.
— Привет, господин младший командир, — сказала она и, улыбаясь, показала ему кончик языка.
Обрюзглый, кислый, он при виде шикарно наглой мункэ застыл и насторожился.
Эну села, закинув ногу за ногу, пошевелила пальчиками ноги и окатила Толстого водой прежде, чем тот вскипел:
— Отец Фойт прибыл оттуда. Зовет тебя. Какое-то срочное дельце.
— Отец... Фойт? — повторил Толстый, недоуменно насупясь.
— Отец Фойт. Да, вот ещё — дай-ка от-счётчик, я свой дома забыла.
Толстый пододвинул ей счетчик. Эну приложила клик, и появилось число 7. Семь отов. Клик без оболочного счётчика, явно выломан, но сумма для заводской девчонки чрезмерная.
Торжество Эну нарушил рядовой, часом раньше отлучившийся проверить донос — точно ли в доме Нуэ Луунии действует игорный притон. Эну и его потрясла своим обликом, но не настолько, чтобы он забыл о службе.
— Командир, есть новости.
— Что?! — рявкнул Толстый.
— Слышали взрыв из долины и потом... Кин-Забулдыга говорит, что видел робота на огородах, какого-то не нашего робота. Кин трезвый; я думаю...
— Отставить. Иди... посмотри по улицам.
— Есть, — отсалютовал рядовой и — налево кругом! — покинул помещение.
Толстый совершенно овладел собой. Явились звёздные, и некий отец Фойт желает встретиться с ним... Отец лично сошёл с КонТуа? Нет, Эну голову вскружило, и она явно завысила чин Фойта в воровской семье — отцы так не прибывают, это самое большее приёмный сын. Однако визит важный, встретиться необходимо.
Как влезла между ним и отцом Фойтом эта маленькая потаскушка, Толстому было удивительно и непонятно; надо выяснить, почему так случилось. И как-то Фойт расточительно щедр к льешской рвани. Семь отов! Так и начинается проникновение звёздной семьи в чужие земли. Подарочек тому, подарочек сему — глядишь, вся льешня участка куплена и разбегается с завода, чтоб на горбу таскать незаконные товары с места тайной высадки к трассе, где ждут шофёры.
Он, Толстый, честно поддерживал отношения с семейством отца Дью-среднего, правил игры не нарушал. Имени «Фойт» ему никто не называл, значит, не от Дью послан. Конечно! а то предупредили бы: «Жди». Выходит, сюда решила влезть другая семья. Мелкое, видно, семейство, если покупает пропылённых цементом умви, ублажающих безработную шпану. И сегодня прислали Фойта для переговоров, завязать отношения. Но отказываться не стоит. Главное — не нарушать интересов Дью. Не один участковый в Буолиа дружит с двумя звёздными семьями...
